Космическая опера

Так прошло утро. В шесть минут одиннадцатого наступил полдень, в час тридцать на флаере прилетел Дайрус Больцен с помощником. На коменданте были габардиновые бриджи, тяжелые сапоги и куртка с капюшоном, на поясе висело оружие. Он пошел к даме Изабель, занятой внесением последних изменений в либретто.

— Извините, но я не смогу присутствовать на вашем спектакле. Нам предстоит одно очень неприятное занятие. Только что донесли, что банда каких-то неизвестных бродяг направляется в нашу сторону. Их надо остановить, пока они не причинили вреда террасам.

— Какая жалость! — воскликнула дама Изабель. — И это после того, как вы нам так помогли! Кстати, вы убедили местных жителей, чтобы они пришли на представление?

— О да. Они все знают об этом и в три часа будут здесь. Если повезет, то по возвращении я еще успею застать последний акт!

Он вернулся на флаер, который тут же поднялся в воздух и полетел на север.

— Как жаль, что он пропустит оперу, но, полагаю, здесь уж ничем не поможешь, — сказала дама Изабель. — А теперь внимание, это касается всех! Нигде нельзя использовать слово «пещера». Мы заменяем его на слово «пустыня».

— Но какая разница? — поинтересовался Герман Скантлинг. — Мы поем на немецком языке, которого никто из местных жителей даже не слышал.

Дама Изабель заговорила с той мягкостью, которая должна была предупредить ее подчиненных о последствиях:

— Наша главная цель, мистер Скантлинг, лежащая в основе всего, это — правдивость. Если декорации на сцене изображают пустыню, а это уже сделано, и вы будете петь про подземелье, пусть даже на немецком, то это будет звучать очень фальшиво. Я ясно все объяснила?

— Произошла замена, — прорычал басом Отто фон Ширап. — «Пещеры» на «пустыню».

— Вы должны сделать все возможное, чтобы произвести приятное впечатление, — произнесла дама Изабель, и на том назидания закончились.

Приближалось время спектакля. Музыканты уже собрались в оркестровой яме, сэр Генри Риксон занял место дирижера и быстренько пролистал партитуру. В сопровождении недовольных высказываний, выдавленных сквозь зубы проклятий и вздохов отчаяния шкуры бизантьяров были переделаны на костюмы и, насколько это было возможно, подогнаны под участников представления.

Без пяти три дама Изабель вышла наружу и посмотрела на равнину.

— Наша аудитория, определенно, должна уже быть в пути, — сказала она Бернарду Биклю, — надеюсь, никакого непонимания относительно времени у нас не произошло.

— Чертовски жаль, что Больцена так не вовремя вызвали, — заметил Бикль. — Может быть, кьянты ждут, что кто-то должен их сюда привести или что-то в этом роде. По рассказам Больцена, они выбираются на равнину с большой опаской и неохотой.

— Вы правы. Так может быть, вы, Бернард, сходите к пещерам и посмотрите, что там случилось.

Бикль нахмурился, подул себе в усы, и, так и не найдя подходящей отговорки, он покорно направился в сторону поселения. А дама Изабель вернулась за кулисы, чтобы убедиться в том, что все идет своим чередом. Но, зайдя туда, она лишь покачала головой. Где то достоинство, та легкая элегантность, которую она так хотела увидеть? Наверно, глупо было искать это здесь, среди рассерженных теноров, сопрано и басов. Вместо изящества здесь царил бедлам: у некоторых шапка была только на одной голове, другие умудрились засунуть в каждый рукав плаща по две руки, третьи закидывали лишние руки через плечо. Дама Изабель развернулась на каблуках и вышла.

Через четверть часа к ней зашел Роджер и объявил, что вернулся Бернард Бикль вместе с бизантьярами.

— Великолепно! — воскликнула дама Изабель. — Роджер, будь так добр, пойди в зал и помоги всем рассесться. Но помни, чем длиннее у кьянта шарф, тем выше его положение в обществе.

Роджер согласно кивнул и побежал доказывать, что может быть полезным. Появившийся Бернард Бикль доложил:

— Они уже были в дороге, просто шли несколько обходным путем, поэтому, наверное, и задержались. Я притащил их за собой, и вот они здесь!

Дама Изабель посмотрела сквозь глазок в занавесе и увидела, что действительно почти весь зал заполнен бизантьярами. В своем большинстве они выглядели еще более дикими и не похожими на людей, чем вчерашние. Их вид вызывал даже некоторую тревогу. Несколько мгновений дама Изабель колебалась, потом вышла из-за занавеса к рампе и произнесла вступительное слово:

— Леди и джентльмены! Я приветствую вас в стенах нашего маленького театра. Сейчас вы услышите оперу «Фиделио», которую написал один из самых замечательных наших композиторов Людвиг ван Бетховен. Мы привезли вам эту программу в надежде, что после нее некоторые из вас заинтересуются великой земной музыкой. А сейчас, так как я не уверена, что вы меня хорошо понимаете, я умолкаю, и пусть музыка скажет сама за себя. Итак, «Фиделио»!

Сэр Генри Риксон взмахнул палочкой, и зал наполнился музыкой.