— Я? — откликнулся он. — По-моему, Макфи вносит в их жизнь различия, которых там нет. Надо стать человеком, чтобы отличить ощущения от чувств — точно так же, как нужно обрести духовное начало, чтобы отличить чувства от любви. Кошка и медведь их не различают, они испытывают нечто единое, где есть зародыши и дружбы, и физической потребности.
— Я не отрицаю, что им приятно быть вместе… — начал Макфи.
— А я что говорила! — восклицала тем временем Айви Мэггс.
— …но хочу разобраться в этой проблеме, — продолжал Макфи, — так как она связана с одним серьезным заблуждением. Система, принятая в этом доме, основана на лжи.
Грейс Айронвуд открыла глаза (она почти дремала до сих пор), а матушка Димбл шепнула Камилле: «Господи, пошел бы он спать!..»
— Что вы имеете в виду? — спросил Рэнсом.
— Вот что. Мы, с переменным успехом, пытаемся проводить некую линию, которую последовательно выдержать нельзя. Медведя держат в доме, кормят яблоками, медом…
— Вот это да! — сказала Айви. — И кто же его кормит, как не вы?
— Итак, — сказал Макфи, — медведя перекармливают и держат, повторяю, в доме, а свиней держат в хлеву и убивают. Я хотел бы узнать, где тут логика.
— Чепуха какая, — сказала Айви Мэггс, растерянно глядя то на улыбающегося Рэнсома, то на серьезного Макфи. — Кто же это из медведя делает ветчину?!
Макфи нетерпеливо взмахнул рукой, но ему помешали говорить смех Рэнсома и сильный порыв ветра, от которого задрожали окна.
— Как им тяжело! — сказала миссис Димбл.
— Я люблю такую погоду, — сказала Камилла. — Люблю гулять, когда ветер и дождь. Особенно в холмах.
— Любите? — удивилась Айви. — А я — нет. Вы послушайте, как воет. Я бы тут одна не могла, без вас, сэр. Мне все кажется, в такую погоду они к вам приходят.
— Им безразлична погода, Айви, — сказал Рэнсом.
— Никак не пойму, сэр, — сказала Айви. — Ваших я очень боюсь, а Бога — нет, хотя Он вроде бы пострашней.
— Он был пострашней, — сказал Рэнсом. — Вы правы, Айви, с ангелами человеку трудно, даже если и ангел добрый, и человек. Апостол об этом пишет.{102}
А с Богом теперь иначе, после Вифлеема.— Скоро и Рождество, — сказала Айви, обращаясь ко всем.
— Мистер Мэггс уже будет с нами, — сказал Рэнсом.
— Через два дня, сэр, — сказала Айви.
— Неужели это только ветер? — спросила Грейс Айронвуд.
— Мне кажется, это лошадь, — сказала миссис Димбл.
Макфи вскочил.
— Пусти, Бультитьюд, — сказал он. — Дай возьму сапоги.
Он бормотал что-то еще, натягивая макинтош, но слов никто не разобрал.
— Не дадите ли вы костыль, Камилла? — сказал Рэнсом. — Подождите, Макфи, мы выйдем к воротам вместе. Женщины останутся здесь.
Четыре женщины не двинулись, а двое мужчин стояли через минуту в больших сенях. Ветер колотил в дверь, и нельзя было понять, стучится ли в нее человек.
— Откройте, — сказал Рэнсом. — И встаньте позади меня.
Макфи не сразу отодвинул засовы. Мы не знаем, собирался ли он отойти потом назад, но ветер отшвырнул дверь к стене, и его зажало между стеной и дверью. Рэнсом стоял неподвижно, опираясь на костыль. Свет, идущий из кухни, высветил на фоне черного неба огромного коня. Морда его была в пене, желтые зубы скалились, алые ноздри раздувались, глаза горели, уши трепетали. Он подошел так близко, что передние копыта стояли на пороге. На нем не было ни седла, ни узды, ни стремян; но в эту самую минуту с него спрыгнул огромный человек. Лицо его закрывала разметанная ветром рыже-седая борода; и лишь когда он сделал шаг, Рэнсом увидел куртку цвета хаки, обтрепанные штаны и рваные ботинки.
6
В большой комнате, где горел камин, сверкало на столиках вино и серебро, а посередине стены стояло огромное ложе. Уизер смотрел, как четыре человека бережно, словно слуги или врачи, несут на носилках длинный сверток. Когда они опустили его на постель, Уизер еще шире открыл рот, и хаос его лица сменился на минуту чем-то человеческим. Он увидел голое тело. Неизвестный был жив, хотя и без сознания. Уизер приказал положить ему к ногам грелку и поднять на подушки голову. Когда все это сделали и он остался наедине с прибывшим, и. о. придвинул кресло к кровати и принялся смотреть. Голова была большая, но казалась еще больше из-за бурой спутанной бороды и шапки бурых волос. Лицо было выдублено непогодой, шея — вся в морщинах. Человек лежал, закрыв глаза, и как будто бы улыбался. Уизер смотрел на него и так и сяк, менял угол, зашел сзади, словно искал и не мог найти какой-то черты. Через четверть часа в комнату мягко вошел профессор Фрост.
Он посмотрел на незнакомца сперва с одной, потом — с другой стороны кровати.
— Спит он? — спросил Уизер.
— Не думаю, скорее — что-то вроде транса. Где они его нашли?
— В ложбине, за четверть мили от выхода. Выследили по следу босых ног.
— Склеп пустой?
— Да. Стоун звонил мне.
— Вы распорядитесь насчет Стоуна?
— Да, да. А что вы о нем думаете?
— Я думаю, это он, — сказал Фрост. — Место верное. Отсутствие одежды трудно объяснить иначе. Череп такой, как я и полагал.
— Но лицо…
— Да, лицо не совсем такое…