В темноте было легче говорить такие вещи. Эндрю обнаружил это чуть раньше, и теперь он понимал, что чувствует Марио.
— Ты тоже не плохой, — сказала Элейн, — в общем, ты вовсе не такой плохой, как ты думаешь. — И про себя добавила: «Вот как это получается. То, что мы о себе думаем, делает нас такими, как мы думаем. Очень трудно начинать думать по-другому».
Марио дернулся. Он принял решение. Вытянул руку и разжал пальцы. Пистолет канул в темноту. Марио издал вопль, как будто его живьем распиливали пополам. Элейн вцепилась в него, и его дрожь отдалась в ее спине. Эндрю сжал его руку с другой стороны. Крик Марио наполнил темноту, которая еще более сгустилась. Звук напоминал визг воронки. И все тут же начало вращаться.
…Один за другим, все еще держась друг за друга, они вывалились через экран, сбив Бена со стула, и упали на толстый белый ковер в комнате Эндрю.
Глава двадцать вторая
Экран опустел. Потом на нем начала печататься надпись:
Все еще сидя на полу, ребята вытаращились на эту надпись.
Экран моргнул, надпись исчезла, потом начала печататься снова.
— Скорей! — крикнул Марио, вскакивая на ноги. Эндрю уже подполз к своей школьной сумке и достал карандаш и бумагу. Он уже записывал адрес.
— Ты что, обалдел? — спросил Бен. — Ты что, собираешься это посылать?
— А как же! — сказал Марио, поблескивая глазами.
— Может, и не пошлю, — ответил Эндрю. — Запишу на всякий случай.
Буквы постепенно исчезли. Ничего не осталось от космических демонов, кроме незаписанной пленки и пустой коробки.
— Ты совсем чокнутый, — крикнул Бен, — а что, если бы все получилось иначе? Если бы ты проиграл?
— А так было запрограммировано, — сказал Эндрю беззаботно. — Не было настоящей опасности.
— Нам пришлось кое на что решаться самим. Например, отказаться от пистолета, — заметила Элейн.
— Ты думаешь, что так сама решила, но и твой выбор был заключен в программе.
Элейн открыла рот, чтобы возразить, но никак не могла подобрать подходящих слов. Она пыталась заставить свой мозг сосредоточиться на нужной мысли, но мысль прыгала и не давалась ей. Ускользала. Они были вынуждены сделать выбор, который тогда казался болезненным и трудным. Разве у них в конце концов не было выбора? А что, если бы они решили поступить совсем иначе? Разве то, что произошло, должно было произойти и не могло быть по-другому? Ей не верилось.
Ей хотелось это обсудить, но она не находила слов. И никто не находил. Они молча озирались, стараясь не глядеть друг на друга.
«Если кто-нибудь что-нибудь сейчас не скажет, — подумала Элейн, тогда мы уже больше никогда друг с другом не заговорим».
В этот момент они услышали шаги, и дверь распахнулась. Мама Эндрю оглядела всех с удивлением и неудовольствием. Молчание стало еще более неловким, каждый старался придумать, что бы такое сказать естественное и нормальное. Наконец, с идиотской улыбкой Бен произнес:
— Эндрю вернулся. А я закончил игру.
— Вижу, что Эндрю вернулся, — сказала сухо Марджори, — может, он в объяснит мне, где был?
Эндрю смотрел на свою мать, как будто видел ее в первый раз. Заметил, какое у нее бледное и усталое лицо и как она похудела.
«Бедная мама, — подумал он. — как она ужасно выглядит».
И улыбнулся матери одной из своих очаровательных и вселяющих бодрость улыбок.
— Знаешь, как было интересно, мам!
— Там внизу мальчик, который уверяет, что он твой брат, — сказала Марджори, подозрительно глядя на Марио. — Не пойму, как он проведал, что ты здесь, когда я и сама об этом не знала. Но он говорит, у тебя будут большие неприятности с родителями, если сейчас же не пойдешь домой.
— Тогда я пойду, — послушно сказал Марио. — Пока, Энди! Скажи мне, если появится новая игра.
— Обязательно! — пообещал Эндрю. — Пока, Марс!
— До свидания, — сказал Марио, вежливо обращаясь к Марджори. — Спасибо, что позволили мне прийти к вам.
Когда он сбежал вниз по лестнице, увидел, как осветилось лицо его братишки. И крепко на секунду его обнял, на такую краткую секунду, что Джон этого почти и не заметил. Потом дал ему щелчка для равновесия.
— Пошли, что мы тут с тобой толчемся?
И они вместе вышли из дома.
— Мне тоже надо идти. — сказала Элейн, хотя не представляла себе, как доберется до дому. Она чувствовала себя ужасно слабой, наступило облегчение, но и реакция наступила, а вид вежливого Марио был последней каплей. Она старалась не хихикать, но и хихиканье было какое-то странное и грозило обернуться чем-то другим.