Трагедия произошла 27 марта. 29-го все центральные газеты опубликовали траурное извещение и некролог на погибших. О причине случившегося не было ни слова.
"… в результате катастрофы при выполнении тренировочного полета…"
Вот и все. 30 марта Москва прощалась с Героями.
Шли годы, а вопрос, заданный Николаю Петровичу Каманину — руководителю подготовки космонавтов, так и оставался без ответа. Со сколькими "очевидцами" трагедии довелось встретиться за эти годы, сколько версий услышать! Нет им числа. Были среди них и явно "фантастические", а попросту — липовые, были и сдержанно-рассудительные, построенные на логике летного опыта и многосложного математического модельного анализа, на фактах и выводах экспертов (их тоже накопилось немало). Эти последние вызывали доверие, но однозначного вывода нет и сегодня. Истинная причина трагедии, увы, так и не установлена. Но давайте вновь проследим хронологию трагического события.
…В ту печальную весну Гагарин упорно стремился "набрать часы", чтобы получить допуск к самостоятельным полетам. С наступлением марта на аэродром уезжали по утрам. Точно в назначенное время полковник из летной службы ЦПК Борис Глинка произносил традиционное "Утой" (что означало: "Время вышло, поехали"), и автобус отправлялся из Звездного в Чкаловскую. Гагарин никогда не опаздывал.
— В один из таких дней, — рассказал мне военный штурман 1-го класса Николай Романтеев, — Юра, хитро улыбаясь, спросил: "Ну что, бомбер, сегодня я тебя, наверное, обштопал — налетал 3 часа 40 минут?" "Обштопал, — согласился. — У меня всего три часа. Поздравляю!.."
27 марта, после "вывозного" на "спарке" (УТИ МИГ-15), Гагарин должен был вылететь самостоятельно на боевом МИГ-17. В плановой таблице такой полет значился.
Время проясняло ситуацию, хотя рождало нелепые, а порой и кощунственные слухи вроде того, что летчики были пьяны. Думалось: великая мудрость в грибоедовском "злые языки страшнее пистолета". Подкинул кто-то предположение, лживое по сути, и его подхватили. Но ведь правду не убьешь, не замараешь, не упрячешь навсегда. Тем более о том, кого весь мир признал "Гражданином Вселенной". И вот однажды я получаю приглашение:
"В музее Н.Е.Жуковского (Москва, ул. Радио, 17) состоится семинар специалистов, посвященный последнему полету Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина. На нем будут подведены итоги исследований, которые проводились для установления всех обстоятельств полета и причин катастрофы. Вход по командировкам. Начальник филиала ЦАГИ…"
И тут же короткая записочка моего учителя по академии Жуковского профессора, доктора технических наук, лауреата Государственной премии Сергея Михайловича Белоцерковского: "Приходите. Вам это будет интересно".
Генерал-лейтенант авиации Белоцерковский входил в состав комиссии, которая расследовала причины случившегося 27 марта 1968 года. Много сил и знаний отдал проблеме "Электронно-вычислительная машина — Летальный аппарат", то есть численным экспериментам в аэрогидродинамике. Семинар, на который я получил приглашение, — не одноразовое собрание. Работает он более трех десятилетий. На нем обсуждаются научные проблемы, диссертационные работы, ведутся творческие дискуссии.
Я слушал выступающих, их версии и аргументы, смотрел слайды со схемами, графиками, математическим обоснованием и невольно думал: "Почему все эти предположения и утверждения появились лишь спустя двадцать лет после трагедии?"
Профессор Белоцерковский приподнял завесу над многим. Имеются 29 томов расследования, проведенного Государственной комиссией. Они содержат подробнейшую информацию о том, что предшествовало полету, хронометраж самого полета и радиопереговоры экипажа с землей, состояние техники "до" и "после", анализ ее работоспособности, карты погоды, технические описания, рапорта…
— Но все эти годы, — пояснил Сергей Михайлович, — поступали дополнения: письма, содержащие любопытнейшие детали, отчеты по исследованиям УТИ МИГ-15 (учебно-тренировочного истребителя), свидетельства прямых и косвенных очевидцев… Что-то шло самотеком, но многое собиралось, притом целенаправленно.
Мой собеседник не ставил под сомнение ни один вывод, ни одно заключение комиссии, по его мнению, весьма компетентной, высококвалифицированной. Однако высказал интересную мысль.