Читаем Космические катастрофы. Странички из секретного досье полностью

Кроме технических проблем решались и медицинские. Что произойдет с психикой человека, когда он шагнет в неведомый и суровый мир? Преодолеет ли он "пространственный" страх, боязнь падения, опасение потерять связь с самой последней опорой — с кораблем? Не парализуют ли его разум и волю дремлющие древние инстинкты, разбуженные видом бездонного и безбрежного фантастического океана, в котором все не так, как на Земле, все наоборот?..

"Кого включить в экипаж?" — эта мысль постоянно преследовала Королева. Он понимал: удачный выбор — гарантия многого. А потому не торопился. Присматривался, прикидывал, советовался с генералом Каманиным. После долгих раздумий наметил четверых. Попал в эту четверку и Алексей Леонов. Светловолосый крепыш привлекал Королева живостью ума, технической сметкой, располагающей к себе добротой, собранностью, откровенностью. О нем говорили: грамотный, смелый летчик, наблюдателен, общителен… Королев старался разглядеть, что скрыто за этими "суконными" словами, взятыми из личного дела. И он сумел почувствовать душу Алексея. "Пожалуй, такого на выход можно готовить", — убеждал себя Главный.

Что касается командира, то здесь выбор пал на Павла Ивановича Беляева: зрелый возраст, человек спокойный, неторопливый, основательный, решения принимает быстро и безошибочно. Сочетание таких характеров представлялось Королеву наиболее оптимальным. В дублирующий экипаж он определил Дмитрия Заикина и Евгения Хрунова.

Работа строилась по особой программе, с частыми поездками в конструкторское бюро и на завод: там шла "подгонка" экипажа к кораблю, выходному люку-лазу и креслам, уточнялся покрой скафандров. Для космонавтов это были "натурные пробы", для разработчиков — мучительный поиск "недостающих миллиметров". Алексей верил в своего напарника. Верил и любил его. На тренировках и теоретических занятиях, день за днем, ему постепенно раскрывался этот "нетипичный" комэск[1], лишенный броской стати, металла в голосе, внутренне беспокойный, хотя по внешности этого никогда не скажешь — он был сдержан, совершенно равнодушен к тому, какое производит впечатление на окружающих, и удивительно добр.

Мы встретили Павла и Лешу, когда их «вынули» из тайги.

Близился день старта. Поздним вечером в домик, где жили космонавты, пришел Королев, неторопливо снял пальто, повесил на вешалку шапку-ушанку и тяжело опустился на стул. Видно было, что он очень устал. Лицо серое, щеки ввалились. Только глаза хитро поблескивали из-под черных бровей.

— Как настроение, орелики? — произнес свою любимую фразу.

— Отлично, — четко, по-военному, ответил Беляев.

— А если просто, по-человечески? — переспросил Главный, не скрывая, что ему не понравился слишком торопливый и казенный ответ.

— Все нормально, Сергей Павлович, — поддержал товарища Леонов. — Вот карандаши цветные подготовил. Собираюсь порисовать. Айвазовский был маринистом, а я хочу стать косминистом…

На шутку Главный улыбнулся и, чуть склонив голову, цепко взглянул вначале на одного, потом на другого.

— Подытожим еще раз, — начал, поглаживая ладонью по столу. — Вы должны знать, что у "Восхода-2" был предшественник — опытный корабль, оборудованный шлюзовой камерой и всем прочим. Он, как вы понимаете, был выведен на орбиту в беспилотном варианте. Но… — Королев сделал паузу и поднял глаза. — Он взорвался во время испытаний. Разведчик погиб, — вздохнул Королев. — Мы не успели получить данные по солнечной радиации, не знаем ряд очень важных характеристик… И снова пауза. Долгая, тягучая.

— Американцы готовят подобный эксперимент на корабле "Джемини". И хотя они собираются для начала лишь разгерметезировать кабину, представят это как выход в космос. Как свой полный успех. Если мы пошлем еще один беспилотный корабль, нас обгонят…

Он говорил это как бы себе, но обращался к космонавтам. Можно только предполагать, о чем Королев терзался тогда. Но все это будет не более, чем предположение. Для себя же представляю так. В жизни каждого бывают минуты, когда он должен сделать выбор между честью и бесчестьем, совестью и подлостью, правдой и ложью. Минуты, которые обязательно аукнутся впоследствии, даже через много лет, как бы мы не старались забыть свой недобрый, жестокий поступок, если его совершили. А если нет? Если все это самоедство, извечные сомнения, боязнь риска?..

Алексей и Павел молча смотрели на Главного, по лицу которого пробежала тень, — обман тоже дело непростое. Королев вдруг почувствовал, что не безудержное стремление быть первым руководит им, а нечто иное, вовсе не личное, что он теряет уверенность в своей правоте. Нет, он не мучился вопросом: почему же люди научились спокойно лгать? Лгать с легкостью и в мелочах жизни, и в сложные ее часы, не думая, что это дурно, что ложь даже во спасение — свое или чужое — оборачивается тяжкими последствиями, а то и крушением. У лжи нет и не может быть оправдания. Никакого! Ее не спишешь на кризис духовности, на время, на обстоятельства. Честный человек ни при каких обстоятельствах не пойдет против своей совести.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное