Читаем Космические катастрофы. Странички из секретного досье полностью

…Минуло два десятилетия, но ни на последующих "Салютах", ни на "Мире" замена атмосферы не проводилась. Специалисты говорят, что не было необходимости. И все-таки был один тревожный момент. На "Салюте-6". О нем рассказывал Владимир Коваленок. — Случается, — говорил, — что ночью вдруг беспричинно просыпаешься. И первое, что испытываешь, — необъяснимое чувство тревоги, недоброе предчувствие чего-то. Вот так было и с нами. В станции тихо, только мерно зуммируют приборы системы жизнеобеспечения, да вентилятор слегка шелестит своими мягкими лопастями. На станции темновато. Горели только дежурные светильники, и в их неярком свете вырисовывался интерьер "Салюта". Подплыл к иллюминатору. За стеклом — сплошная чернота и россыпь далеких звезд. Часы показывали 4.25. Подумал: надо проверить, как "Кристалл" работает. Но что это? Небо чертил огненный след. Яркое пятно размером с теннисный мячик мчалось прямо на станцию и, чуть не зацепив якорь, скользнуло вниз. Я почувствовал испарину и легкую дрожь. До сознания дошло: если бы этот метеорит не проскочил мимо, он прошил бы станцию насквозь. Мы были без скафандров и вряд ли успели бы их надеть…

Виктор Горбатко и Юрий Глазков. На их долю выпала операция "Атмосфера"

XIV. Я — "Урал", уточните район посадки…

Потом ощутили резкий толчок. Пиротехника "раскидала" все корабельные блоки. Они остались в спускаемом аппарате. Началось падение. Через секунду или две после этого стала подкрадываться перегрузка. Она быстро нарастала. Темп нарастания был много больше, чем они ожидали. Невидимая чудовищная сила вдавила Василия в кресло и налила веки свинцом. Дышать становилось все труднее. "Олег, nonpoбyй кричать, это поможет, — предупредил товарища. — Сильнее кричи сильнее!.."


Горячий раскаленный город бежал навстречу автобусу. Повсюду въевшаяся серая пыль, которую больше не замечаешь. Прямые улицы, невысокие дома, пожухлые от солнца деревья, живущие лишь "поливом". Что будет сегодня, и какая неведомая сила заставляет преодолевать прогоны улиц, шоссейку с КПП, собственное равнодушие? Это перед первым стартом все не так, все взбудоражено, волнительно, непривычно. Второй загоняет эмоции внутрь, восприятия становятся размытыми. Думаешь не о полете, а о том, как ребята вернутся после пуска в гостиницу, засяду по номерам на всю ночь, и будет весело и хмельно.

Душно. Он привык к жаре, но хочется скорее к кондиционеру, вдохнуть глоток прохлады и снова уйти в себя, раствориться собственных мыслях — так быстрее летит время.

Автобус притормозил у "монтажки" (МИК — монтажно-испытательный корпус). Василий Лазарев взглянул на свой хронометр. На все про все оставалось три часа.

… По громкой связи передали:

— Есть переход на бортовое питание!

Лазарев почувствовал локоть бортинженера. Олег Макаров улыбался и крутил головой. По его глазам и по этому молчаливому жесту командир понял, что он хочет сказать: "Обратного пути нет, только вперед". В ответ подмигнул: мол, сейчас затрясет, готовься. И тут же прошли очередные команды: "Есть предварительная… Есть основная!" И — прощай Земля! Прости, что они, быть может, единственные, кто расстается с тобой с легким сердцем. Впереди у них — космос.

Двигатели вышли на режим, и "Союз-18", властно влекомый ракетой-носителем, устремился навстречу солнцу. На 120-й секунде полета отделились "боковушки". На 150-й прошел сброс головного обтекателя, и в иллюминатор ослепительным пучком ударил яркий блик. Все, как и должно быть. На 180-й секунде Земля подтвердила: "Полет нормальный!".

261-я секунда. По расчету должно произойти отделение второй ступени. В этот момент Василий почувствовал тангажную раскачку, подумал: "Качает сильнее, чем в прошлый раз". Поднял руку и увидел: ее водит. Передал на Землю. В этот самый момент солнечный зайчик в правом иллюминаторе резко ушел из поля зрения.

Громкий звук сирены и тревожное мигание красного табло "Авария носителя" на какой-то миг вызвали недоумение: "Что за чертовщина?" Гул двигателей прекратился. Началось вращение. В иллюминаторе вспыхивали рваные блики, резко наступила невесомость, очень короткая. Сирена продолжала надрывно гудеть и мешала сосредоточиться. Командир выключил ее.

На Байконуре не знали о случившемся. Информатор вешал по громкой связи: "285-я секунда. Полет нормальный!.. 290-я полет нормальный!.. 300-я.."

Это начинало раздражать "Уралов", которые слышали все это по трансляции, хотелось выругаться, крикнуть: "Вы что там, с ума сошли! Какой к черту нормальный!"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное