Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция

С этими словами к нему вернулось то мрачное настроение, ‘которое исчезло было при появлении Мэрчисон. Да, подумал он, я больше не буду, не буду никогда. Ему показалось, что искусственное солнце над бухтой прежде было погорячее, а вода — холоднее. Даже плавание в условиях половины g почудилось бестолковым и утомительным занятием, словно его целиком поглотила притупившая все чувства усталость. Побарахтавшись минуту-другую на глубине, он выбрался на берег. Мэрчисон, которая последовала за ним, озабоченно поглядела на него.

— Вы похудели, — сказала она.

Первым побуждением Конвея было ответить: «А вы нет», но даже если эту фразу можно было принять за комплимент, то весьма сомнительного свойства, а он и без того ведет себя достаточно грубо, чтобы еще оскорблять девушку. Тут его озарило.

— Я забыл, что вы с дежурства, — проговорил он. — Как насчет того, чтобы заглянуть в ресторан?

— С удовольствием, — откликнулась Мэрчисон.

Ресторан располагался на макушке утеса. Сквозь прозрачную переднюю стену видны были уступы для ныряния и открывался замечательный вид на бухту, а всякий шум снизу поглощался специальным звуконепроницаемым покрытием. На всем рекреационном уровне только здесь можно было спокойно поговорить. Но сейчас названное преимущество тратилось впустую, потому что и Конвей и Мэрчисон молчали. Наконец девушка сказала:

— Похоже, у вас испортился аппетит.

— Вы когда-нибудь управляли космическим кораблем? — спросил Конвей.

— Я? Разумеется, нет!

— И не терпели аварии, — продолжал он, — когда навигатор потерял сознание? Представьте, что такое случилось. Вы сможете дать приборам координаты какой-либо из планет Федерации?

— Нет, — ответила Мэрчисон нетерпеливо. — Мне придется ждать, пока не очнется навигатор. Почему вы спрашиваете?

— Я задаю одни и те же вопросы всем своим друзьям, — угрюмо сказал Конвей. — Мне стало бы гораздо легче, если бы вы хоть однажды ответили «Да».

Мэрчисон положила на стол вилку с ножом и нахмурилась. Как она хороша, подумал Конвей, даже когда хмурится. А в купальнике — особенно привлекательна. Что хорошо в этом ресторане — сюда пускают в купальных костюмах. Ему страстно захотелось воспрянуть духом и превратиться на ближайшую пару часов в галантного кавалера, в противном случае, хмыкнул он про себя, Мэрчисон вряд ли согласится на то, чтобы он проводил ее, а если и согласится, то наверняка постарается сократить клинч протяженностью в две минуты сорок восемь секунд до появления робота.

— Вас что-то тревожит, — Мэрчисон заколебалась, потом договорила: — Если вам нужна жилетка, чтобы выплакаться, то милости прошу. Но учтите — только чтобы выплакаться.

— А зачем еще? — справился Конвей.

— Не знаю, — улыбнулась девушка, — мало ли…

Конвей не отозвался на ее улыбку. Он завел речь о том, что его беспокоило. Когда он кончил, установилась продолжительная тишина. Конвей с грустью наблюдал за тем, как молодая, очаровательная девушка принимает решение, которое, скорее всего, будет стоить ей жизни.

— Пожалуй, я останусь, — сказала она, как Конвей и предполагал. — Вы ведь тоже остаетесь?

— Пока не решил, — ответил он осторожно. — До окончания эвакуации я, разумеется, никуда не денусь. А потом… Было бы ради чего оставаться… — Он предпринял последнюю попытку переубедить ее. — Вам негде будет применить свои познания. Зато в других госпиталях ваш опыт окажется неоценимым…

Мэрчисон выпрямилась, смерила его взглядом и произнесла деловитым тоном медсестры, беседующей с непослушным больным:

— Из ваших слов я поняла, что завтра вам предстоит тяжелый день. Поэтому вам нужно как следует выспаться. Будьте любезны отправиться в свою каюту. — Внезапно голос ее изменился. — Но если вы хотите меня проводить…

Глава XIV

После того, как план эвакуации госпиталя был приведен в действие, дела пошли более-менее гладко. Пациенты не доставляли никаких хлопот: для них покидать госпиталь было в порядке вещей, просто сейчас обстоятельства были слегка драматичнее обычного. А вот эвакуацию медицинского персонала рутинной процедурой назвать было трудно. Больные относились к пребыванию в госпитале как к неприятному и в общем-то малозначительному эпизоду в жизни, а для врачей, медсестер и санитаров он и был жизнью. Впрочем, в первый день персонал тоже не выкидывал коленца. Все беспрекословно повиновались распоряжениям, быть может, оттого, что к тому побуждали состояние прострации и привычка. На второй день прострация сменилась возбуждением, посыпались вопросы и возражения, и тяжелее всех пришлось, естественно, доктору Конвею. На третий день он вынужден был связаться с О’Марой.