Космический маразм

Здание стало крениться, потолок задрожал, заморгал свет. И последний куплет ударил по ветхому строению всей оглушительной мощью, снося купол и вырываясь наружу:

- Паришь ты, словно птичка, в небесах,

Щебечешь на различных голосах…

Лети, родная. Милая, лети!

Ты сдохнешь всё равно, как ни крути!

Всё завертелось, заискрило, наступила почти полная темнота, мебель поползла вбок, и среди сего беспросветного бедлама раздался возмущённый голос Дудикова:

- Допелись, кретины! Рубеля зовите, срочно!

Глава 5. Сколько воды утекло

Моя лодка плыла в густом тумане по тихой реке. Я перестал грести, поскольку в этом было не больше смысла, чем просто сидеть на скамье, вглядываясь в дымку и раздумывая о судьбе.

Что я знал об этой реке? Не так уж и много. Текла она в никуда и вытекала из ниоткуда, если вообще текла. Вода её колыхалась, но было ли это течением, мне было неизвестно. Река разделяла мир на две части. Одна располагалась слева, а другая справа, а иногда наоборот. Я точно знал, что река делила именно мир, а не Землю, потому что она была намного больше Земли. Скажем, Земля продолжалась немного в прошлое и совсем чуть-чуть в будущее, а река была всегда.

Я и сам находился вне времени и, казалось бы, должен был знать всё, что могло произойти в прошлом и уж точно случится в будущем, но на самом деле всё являлось мне обрывками и довольно смутно. Почему так, я не знал. Скорее всего, дело в том, что я прожил долгую жизнь, и здесь, вне времени, на меня давили все эти годы, порождая ревматизм, маразм и склероз.

У реки было много имён. Мне их называли разные люди, которых я переправлял с одного берега на другой. Но в именах тоже не было никакого смысла, поскольку река начиналась раньше, а заканчивалась позже не только любого имени, но и всех тех, кто эти имена давал.

Впереди, в тумане, снова забрезжил берег. Мою лодку постепенно тянуло туда, а это значило, что меня ожидала очередная встреча с кем-то, кого надлежит перевезти.

И правда, на выступе скалы над водой виднелась одинокая тёмная фигура. Я знал имя этого человека, или мне только казалось, что я его знал.

- Здг’авствуйте, - сказал он, когда лодка подплыла совсем близко. – Вы не могли бы пег’евезти меня на пг’отивоположный бег’ег?

Я причалил к скале и встал в лодке, глядя ему в глаза.

- Здравствуйте, - ответил я. – Я могу вас отвезти. Но зачем?

- Видите ли, - сказал Лейбниц, уже спускаясь в своих неуклюжих валенках к борту лодки. – Некотог’ое вг’емя назад я умег’. Я пг’едполагал, что нахожусь в загг’обном миг’е, но постепенно стал в этом сомневаться. Видимо, мне только пг’едстоит туда отпг’авиться.

- Садитесь, - сказал я, сел и положил руки на вёсла. – Я вас отвезу.

- Мне кажется знакомым ваше лицо, - сказал Лейбниц. – Я ведь шпион. У меня пг’офессиональная память на лица. Я совег’шенно точно могу сказать, что вас г’аньше видел, но абсолютно не помню, где. То ли тогда у вас не было бороды, то ли наоборот – вы были с бог’одой, но лицо было дг’угое…

- Возможно, - ответил я, и некоторое время мы плыли молча, хотя он долго смотрел на меня, часто моргая глазами.

- А что там, - спросил вдруг Лейбниц, - на том бег’егу? Вы знаете?

- Только по рассказам тех, кто садился мне в лодку, - сказал я. – Но все говорят разное.

- И что говог’ят? – настаивал Лейбниц.

- Кто-то говорит, что там рай, - вздохнул я. – Кто-то – что ад. Многие считают, что там обычная жизнь, скучная и монотонная. Кто-то считает, что попал в бред сумасшедшего…

- Постойте, - нетерпеливо перебил Лейбниц. – Вы о каком бег’егу говог’ите?

Я помолчал немного, глядя в его глаза:

- Да какая разница?

Лейбниц отвёл взгляд и, казалось, съёжился:

- Вы хотите сказать, что там то же самое, что и здесь?

- Это зависит от того, - ответил я, - во что вы верите.

- Я много думал об этом в последнее время, - кивнул Лейбниц, – и пришёл к выводу, что я всё-таки атеист. Я верю в темноту и в полное отсутствие смысла.

- Тогда с большой вероятностью вы это и получите, – сказал я, налегая на вёсла. – Хотя я вам не верю. Как можно после смерти быть атеистом? И с чего вы взяли, что умерли?

- Я покончил с собой, – ответил Лейбниц. – Я вспог’ол себе живот. Я не смог бы жить после этого.

- Так вы сейчас в загробном мире? Или вы всё-таки живы?

- У меня нет ответа на ваш вопг’ос, - Лейбниц развёл руками. – Но г’аны мои зажили. Даже шг’ама не осталось.

- Тогда почему вы должны умереть? Почему для вас вообще должно что-то измениться?

Лейбниц хотел что-то сказать, но только часто-часто заморгал глазами. Лодка уткнулась носом в мягкий песок.

- Мы приехали, - сказал я.

- Вы мудг’ый человек, - сказал Лейбниц. – Ваша фамилия, случайно, не Дуг’ак?

- Нет, к сожалению.

Он тяжело встал со скамьи, перебрался через борт и вздохнул.

- Спасибо. И до свидания.

- Всего хорошего, - попрощался я и оттолкнул лодку веслом от берега.

Меня снова окружал туман, густой и влажный, словно селёдочное варенье. Лодка двигалась вперёд. Зачем? Я не знал. Был ли смысл в моей работе? В этом мире? В тумане вокруг? Меня окружало молчание, не готовое предоставить мне ответы на все эти вопросы.