— Я почти две декады дежурил через ночь, а потом еще одну утирал ей слезы. Причину своего душевного раздрая она мне так и не назвала, но судя по ярости, с которой высказывалась на тему нашей службы, полковник продемонстрировал ей не только то, что в штанах. Потом меня ублажала… Вроде как раскаивалась.
— А Кэтрин? — обманчиво равнодушно поинтересовался Валанд. О весьма непростых отношениях между командиром и его офицером для особых поручений, в Управлении знали, хоть и предпочитали делать вид, что не замечают скрытого противостояния, которым было пронизано их общение.
«Болели» за Кэтрин, что не мешало радоваться каждой победе Шторма. Мужская солидарность…
— Может, спросишь у нее сам? — съязвил Шаевский. Потом добавил: — Вот это самое и паскудное. Все под грифом оперативной необходимости.
— Сами выбирали, — пожал плечом Валанд и невольно улыбнулся, поймав себя на том, что, несмотря на вот это самое… паскудство, лично он этим выбором доволен. И не только им.
Возвращение на Таркан, встреча с Виктором, предстоящий разговор с полковником…
В О-два он никогда не ощущал себя дома, здесь все было иначе. То ли злополучное: мы своих не бросаем, то ли прямо-таки всеобъемлющая фигура Шторма, который придавал их жизни особый смысл. Когда не просто — «ради», когда ты понимаешь, что никто, кроме тебя…
И там они были не только словами, но… здесь выходило, как когда-то в десанте — его спина всегда была прикрыта.
Майор Истер Ромшез, капитан Юрген Виллер, старшие лейтенанты Стас Радов и Кэтрин Горевски… СБ, контрразведка, особый… Ничто не имело значения, кроме способности делать то, что если и не за гранью возможностей, то очень близко к ней.
Шаевский, скорее всего, и хотел что-либо добавить, но отметив, как на лице Марка кривая усмешка сменилась холодной отстранённостью, которой отличались лишь скайлы да жрецы самаринян, оглянулся на дверь.
Ждать не пришлось, полковник появился в кабинете уже спустя пару мгновений. Вошел, остановился на пороге, оценивающим взглядом прошелся по стоявшему у идеально чистого рабочего стола Валанду.
Тот, в отличие от Шаевского, не вытянулся, не поторопился приветствовать своего командира, просто смотрел. Бесстрастно, безразлично…
А вокруг — пустота. Глаза — видят, чувства молчат.
— Господин полковник…
— Заткнись, майор, — резко бросил Шторм, пресекая попытку Шаевского высказаться. Махнув рукой — расслабься, посмотрел на Валанда: — Готов?
— А если скажу, что — нет? — безучастно глядя на полковника, поинтересовался тот.