— Дождь?
— Уже практически прекратился, — грустно улыбнулась я, не оборачиваясь. Геннори вернулся домой поздно, я уже успела уснуть. Потом еще какое-то время стоял у окна, у которого теперь застыла я. О чем думал… Я предпочла ему не мешать. — Отдыхай, у тебя еще есть пара часов.
— А ты? — Он шевельнулся, похоже, приподнимаясь на локте.
— Я еще постою… немного.
— Лиз?
Очередная слеза скатилась по стеклу…
Ночь обнажала то, что успешно скрывал день. Страх. За себя, за него, за нас всех.
— Я «сдам» тебя твоим медикам, они быстро призовут к ответу, — как можно беспечнее отреагировала я на так и не заданный им вопрос.
Мы оба любили свою работу, но иногда она выворачивала все наизнанку, прошивая трещинами то, что касалось незыблемым. Любовь, веру, надежду…
Раньше, до того, как осознала, насколько мне дорог Ровер, я об этом не задумывалась. Теперь — запрещала себе думать.
Как когда-то сказал Валанд… Береги себя для меня. Мы с Марком разошлись в разные стороны, а слова остались, став девизом нашей с Геннори жизни.
Шелест ткани, шорох… дыхание у меня за спиной…
Кого я собиралась обмануть?!
— Я могу все остановить, но…
— … я тебя не пойму, — закончила я за него. Спокойно, но где-то в толще этого спокойствия продолжала скрываться невысказанная нами грусть. — Нори, когда я принимала должность, знала, на что соглашаюсь.
Усмешка за спиной была полна иронии…
— Что? — развернувшись, насупилась я. Ровер едва сдерживал смех.
— Извини, — выдавил он из себя, пытаясь сохранить на лице приличествующее ситуации выражение. Внимательного почтения к моим переживаниям…
— Ровер! — с угрозой протянула я, уже догадываясь, что вряд ли мне понравится то, что услышу.
— Пойдем спать, — судорожно сглотнув, попросил муж и даже протянул мне руку.
— Мне применить запрещенные приемы? — чуть склонила я голову. Раз уж он выдернул меня из нахлынувшей меланхолии, я собиралась узнать, ради чего.
— У меня техники контроля, — выдал он, продолжая смотреть на меня с лукавством.
— На любую технику контроля всегда найдется методика ее взлома, — парировала я, с радостью ловя себя на том, что от той тяжести, которая заставляла смотреть, как в темноте плачет дождь, ничего не осталось.
— Кажется, мне пора признавать свое поражение? — улыбнулся он.