— Кажется, я догадываюсь о причине подобного решения, — холодно произнес Валанд. Получилось, как хруст снега. Морозный, пронзительный…
— Сомневаюсь, — выдохнул, скривившись, Виктор. Двумя резкими ударами по дну бутылки выбил пробку. Налил вино в один из подставленных бокалов, наполнив до краев. — Это — ему.
— Куда она еще влезла? — все еще спокойно уточнил Марк, приняв фужер. На демоницу, наблюдавшую за их разговором с явным любопытством, он даже не посмотрел.
— Ты бы при своей барышне так явно не интересовался другой женщиной, — подмигнув Азалии, усмехнулся Шаевский. Вот только усмешка вышла с горечью… — Информация подтвердилась в последний момент…
Закончить ему не дал сигнал информера. Стюард. Не тот, молодой, постарше.
Пока Азалия показывала, куда поставить багаж, пока проверяла сканером принесенные вещи, Валанд и Шаевский молчали. Медленно пили вино, смакуя каждый глоток, не без подтекста посматривали на демоницу, которая каждое свое движение наполняла сексуальным подтекстом.
Наклонялась, позволяя заметить тонкую полоску белья и оценить крепость и идеальную форму ягодиц, выпрямлялась, резко откидывая за спину густые вьющиеся волосы, прикусывала ноготок мизинца, изучая показания сканера…
— Тяжело тебе придется, — сочувствующе протянул Виктор, когда Азалия кивнула, давая понять, что техника ничего не засекла.
— Что за информация? — отставив пустой бокал, жестко спросил Валанд. Сказанное Шаевским предпочел проигнорировать.
Элизабет ушла из его жизни. Сначала с памятью, которую отобрали на Зерхане, затем с замужеством, которому он заставлял себя радоваться, понимая, что шансов на счастье у нее значительно больше именно с Лазовски. Не по факту — до определенного момента он продолжал верить, что сумел бы выкрутиться, совместить службу и чувства к этой женщине, по осознанию, что именно сделала с ним встреча с самаринянским жрецом.
Впрочем, к тому моменту, когда ему поведали о кальке силы, которую на него «сбросил» Риман, Марк уже и сам сообразил, что наблюдавшийся скачок способностей победой в ментальной схватке трудно объяснить.
А еще была боль… Чужая, сладостная, манящая…
Собственная воля легко подавляла тягу к жестокости, но ведь она была… Как и Элизабет, ставшая олицетворением недосягаемой мечты.
Что порадовало, тянуть с ответом, испытывая границы его самообладания, Шаевский не стал:
— Старший Исхантель летит на Эстерию. Думаю, говорить, по чью именно душу, не стоит?