Почти никто уже не помнит, что значили слова «жизнь на Земле», — совсем не то, что думаете вы, довольные налетом жизни, отложившимся на грани меж землей, водой и воздухом. Я хотел, чтобы она, жизнь, начиналась с самого центра Земли, распространялась на составляющие ее концентрические сферы, циркулировала между жидкими и твердыми металлами. Такой была мечта Плутона. Только так Земля могла бы стать огромным живым организмом, только так жизни удалось бы избежать того состояния небезопасного изгнания, в котором она вынужденно оказалась, — с непроницаемой громадой безжизненного каменного шара внизу и пустотой вверху. Вы и не представляете уже, что жизнь могла бы быть иной, чем там у вас, снаружи, а точнее, почти снаружи, так как над вами и земной корой все-таки есть еще один тонкий слой — воздушный. Но это совершенно не сравнимо с чередою сфер, между которых мы, глубинные создания, извечно жили и живем и от которых до сих пор восходим, чтобы появиться в ваших снах. Земля внутри не сплошная, а прерывистая и состоит из наслоений разной плотности, а в самой глубине — железоникелевое ядро, которое тоже представляет собой целую систему ядер, содержащихся одно в другом, и каждое вращается отдельно, в соответствии со степенью текучести его материала.
Вы называете себя землянами — неясно, по какому праву, ведь на самом деле вы должны именоваться внеземлянами, землянин — тот, кто обитает внутри Земли подобно мне и Эвридике до того самого дня, когда вы, обманув ее, забрали у меня в ваше пустынное «снаружи».
Это мое, Плутона, царство, так как я всегда жил здесь, внутри, — сначала вместе с Эвридикой, а потом в единственном числе, — на одной из этих внутренних земель. У нас над головой вращалось каменное небо, — более чистое, чем ваше, но тоже с облаками, как у вас, — там, где сгущаются хромистые или магниевые взвеси. Можно встретить у нас и крылатые тени — это как бы птицы наших внутренних небес, уплотнения легкой породы, взвивающиеся по спирали вверх, пока не пропадут из виду. Погода у нас очень переменчива, и если хлынет свинцовый дождь как из ведра или град цинковых кристаллов, остается только укрываться в порах губчатой породы. Кое-где тьму прорезают огненные зигзаги, но это не молнии, это змеится вниз по жиле раскаленный добела металл.
Землей мы считали сферу, на которой находились, а небом — ту, что ее окружала. В общем, так же, как и вы, только у нас эти различия всегда были временными, произвольными, поскольку плотность элементов постоянно изменялась, и вдруг мы обнаруживали: наше небо — твердое и плотное и давит на нас своей тяжестью, а вязкая как клей земля пузырится, закручивается в воронки и ходит ходуном. Я старался, пользуясь потоками самых тяжелых элементов, подобраться ближе к истинному центру Земли, к ядру ядра, держа при этом спуске Эвридику за руку. Но всякое движение к ядру приводило к размыванию другого материала и выталкивало его вверх: случалось, что при погружении нас подхватывала волна, которая фонтаном ударяла в верхние слои, пробивала их и после этого закручивалась в завиток. Несомые такими волнами, мы поневоле мчались в противоположном направлении. Нас как бы всасывали вверх протоки, открывавшиеся в наслоениях минералов, после чего глубинные породы позади — то есть под нами — начинали вновь затвердевать, и мы в конце концов оказывались на другой земле. А сверху нависало другое каменное небо, и неясно было, где мы — выше или ниже того места, с которого пускались в путь.
Стоило заметить Эвридике, что металл нависшего над нами нового неба плавится, как ею овладевала прихоть полетать. Она пикировала вверх и проплывала через купола одного, другого, третьего небес, цепляясь за свисавшие с верхних сводов сталактиты. Я следовал за ней — отчасти чтобы поддержать ее игру, отчасти чтоб напомнить: нам пора двигаться в обратном направлении. На самом деле Эвридика была, конечно, тоже, как и я, уверена, что мы должны стремиться к центру Земли. Только достигнув центра, мы могли б считать, что вся планета — наша. Мы были зачинателями земной жизни и хотели оживить всю Землю, начиная с ее ядра и постепенно распространяя наше состояние по всему земному шару. Нашей целью была земная жизнь, то есть жизнь Земли и жизнь в Земле, — не та, которая виднеется на поверхности и, на ваш взгляд, заслуживает названия земной, хотя на самом деле это нечто вроде плесени, которая постепенно покрывает сморщенную яблочную кожуру.