Космиты навсегда

— А вообще-то, док, не существует больного воображения — есть просто воображение, причем оно или есть, или его нет, а термин «больное воображение» придумали люди, у которых воображение отсутствует. Это характерно для любого общества: если твои мозги работают не так, как общепринято, то тебя сразу обзовут больным… Это защитная реакция — людям хочется, чтобы их уютный мирок оставался уютным, а все, что из него выбивается, все, что отличается от привычных моделей, то — или болезнь или агрессия…

— Мне не рассказывай, — весело сказал док, — как не приду на конференцию, то такого о своем состоянии психического здоровья от коллег наслушаюсь, что впору в смирительную рубаху завернуться и мозги прогреть электрошоком…

— Какое чудесное афилиативное общение, — встрял агент, — говорят, что подобные пустопорожние разговоры успокаивают нервы.

— Не врут, — с видом знатока буркнул док.

— О чем там, кстати, Бутин распинался? — спросил я. — Я только конец этой болтовни уловил…

— Начинается предвыборная гонка, выборы скоро, обещал приложить все усилия для проведения их на высоком уровне, — ответил Сика-Пука.

— Высоком? В смысле соответственно чаяньям его «высокого» кабинета? Постойте! Разве какие-либо выборы в СССР не являются пустой формальностью? Насколько я помню, все результаты выборов в стране советов утверждались наверху еще до их проведения.

— Сразу видно, что ты чужак и прибыл откуда-то из черных глубин космоса. Система выборов введена Сталиным в пятьдесят шестом году на ХХ съезде партии — это было последнее, что он сделал перед своим уходом. С тех пор генсек, руководители КГБ и СМЕРШа избираются путем всеобщих выборов.

— А шеф МВД?

— Назначается генсеком.

— Интересно, надо будет купить здешнюю конституцию и прочесть на досуге, что к чему. Будут выборы генерального секретаря?

— Нет, только лидеров КГБ и СМЕРШа, а выборы генсека через четыре года.

— Дай угадаю: генсеком становится или выкормыш КГБ, вроде Бутина, или выкормыш СМЕРШа, вроде Пронина.

— Точно. Так записано в конституции СССР.

— Не понял юмора. — Я удивился. — В конституции указаны должности тех, кто может баллотироваться в генсеки?! Это ж пародия…

— А вот и нет! — твердо произнес Похмелини. — Это тебе не Америка, где любой болванчик со связями может пролезть в президенты. Там у них — демократия, пускай они ей подавятся, а в Союзе — четкая структура…

— Не верь ему, космит, это расчетливая диктатура, замаскированная тирания! — возмутился Сика-Пука. — Это ограничение прав и свобод…

— Не гони, цээрушник паскудный! — резанул доктор. — Если тебе тут так хреново, то почему ты в таком случае уже почти 10 лет в СССР торчишь и домой, в свою прекрасную, демократическую и свободную Америку не рвешься?

— А я… э…

— Вот и увянь, любитель дерьмовины от кутюр…

— Не ссорьтесь, наймиты капитала, — сказал я, — лучше расскажите мне подробнее о системе выборов в СССР.

— Система проста и эффективна, — начал Похмелини, — на должности руководителей КГБ и СМЕРШа выдвигается по три кандидата от этих организаций, победившие занимают соответствующие посты и имеют право баллотироваться в генсеки. И генсек, и силовики могут избираться на два срока. Лидера МВД назначает генсек, следовательно, та структура, чей кандидат стал генеральным секретарем, главенствует в политическом и силовом отношении, но несет двойную ответственность за ситуацию в государстве. Дабы избежать застоя и монополии власти, предусмотрено следующее: генсеком не может быть представитель от КГБ или СМЕРШа дольше, чем два срока. В случае, если представитель или представители от одной организации пребывали на посту генсека два текущих срока, а именно десять лет, то представители этой организации на следующие выборы не выставляются и генеральным секретарем автоматически становится представитель противоположной структуры. Поэтому выборы руководителей КГБ и СМЕРШа иногда, — как, например, теперь, — определяют, кто будет генеральным секретарем ЦК КПСС…

— То, что должность босса СМЕРШа осталась бы за Прониным, не вызывает сомнений, так что следующим генсеком стал бы именно он, — прокомментировал Сика-Пука.

— И всех ревизионистов, подстрекаемых гэбистами, передавил бы к дьяволу, — добавил Похмелини.

— Гм… Похмелини, то, как ты относишься к ревизионистам, я видел, — сказал я, — материнской заботой это не назовешь. За каким таким хреном, в таком случае, ты участвуешь в убиении антиревизиониста Пронина?