Космодесант

Несколько обескураженный, а точнее сказать, раздавленный обрушившейся на меня серьёзностью положения, я побрёл искать автостанцию. И получил ещё один пинок судьбы: первый, он же последний, рейсовый автобус на центральную усадьбу “Зари”, именуемую Змиевка (название, окончательно меня добившее), ушёл на моих глазах. Не помогли крики, ругательства, отчаянное махание кепкой и бег с чемоданом по пересечённой местности – проклятый автобус так и не остановился. Следующий рейс он совершал ровно через сутки.

Знакомство со Змиевкой временно откладывалось, и я принялся искать гостиницу. Такое занятие, с чемоданом в руке и в совершенно незнакомом месте, понравится не каждому, и я с этим выводом был полностью согласен. Проплутав по пыльным улочкам минут сорок и получив массу разноречивых указаний касательно местоположения гостиницы, именуемой в просторечии “домом колхозника”, я ее всё-таки не нашёл. Вместо этого я оказался перед воротами, на которых была прибита вывеска “Пеньковский районный рынок”. Надпись была старая, буква “ь” в слове “рынок” покосилась и висела на одном гвоздике.

Рынков я повидал на своем веку немало, и пеньковский из них ничем не выделялся. Терять мне, кроме чемодана, было нечего, и я вступил в торговые ряды с сознанием печальной обречённости. Я чувствовал, что вот-вот стану покупателем.

Чтобы обмануть судьбу, я вяло купил стакан семечек и, усевшись на чемодан, потреблял их по одной из газетного кулька. Сидеть было жарко, потому что я неосмотрительно уселся на самом солнцепёке, а вставать было лень, потому что было жарко.

Наконец, я решился подойти к ближайшей торговке, и за полтинник она согласилась присмотреть за моим чемоданом, пока я всё-таки не сумею найти местный отель, так как дело шло к вечеру, и проблема ночлега вставала в полный рост.

У самого выхода я случайно услышал слово “Змиевка” – разговаривали два типичных агрария, один старый, но ещё вполне крепкий мужичок, а второй молодой, но чем-то неуловимо похожий на старого. Они сидели на подводе и, казалось, кого-то ожидали. Этот кто-то всё не являлся, и они собирались ехать, причем молодой торопил, а старый явно рассчитывал дождаться…

Тут я снова проснулся.

Была глухая, пухлая ночь. Телега стояла у смутно белеющей в темноте стены добротного селянского дома. Слабенькая лампочка на столбе пыталась разогнать тьму, но безуспешно – за пределами небольшого освещённого пространства тьма становилась ещё непроницаемее. Откуда-то брехнула собака, кто-то цыкнул на неё; далеко-далеко послышался крик петуха.

Я резко стряхнул остатки сна и сел, свесив ноги в темноту. Мгновенно чувства Маэстро зажгли тревогу. Так, оценим ситуацию: кому-то было очень важно, чтобы я прибыл сюда с чужим сознанием. Неужели всё так хреново, что даже инструктору нельзя было довериться – со всеми моими способностями и навыками аутотренинга?! Видимо, да – потому что меня легко раскрыли и словно в насмешку вернули в прежнее состояние. И нет – потому что ничего враждебного не было… Полная неопределённость.

Лучше всего продолжать играть ту же роль, не показывая, что я всё вспомнил. Горячку пороть ни к чему. Согласен, один-ноль, но мы ещё «будем и будем посмотреть».

Но, скорее всего, сегодня больше ничего не произойдёт. По крайней мере, мое М-сознание в ближайшем будущем ничего не ощущало.

Зверски хотелось пить. Я мысленно легонько прощупал пространство вокруг себя. Никого, дверь заперта… Да, заперта. Стоп! На окне кувшин.

Я медленно подошёл к окну, картинно вытянув в темноте руки с растопыренными пальцами – если все-таки поблизости кто-нибудь есть, ему незачем знать, что я не нуждаюсь в свете.

В кувшине, против ожидания, было не молоко, а обычная вода. Видимо, поливали цветы и забыли. Ничего, пойдет. Маловато, жаль.

Внезапно за спиной вспыхнул яркий свет. Я мгновенно обернулся. На крыльце стояла сказочно красивая девушка и сердито смотрела на меня. Я узнал её.

– Джоан-три! – прошептал я.

Глава 3

Новый зуб у Ивана-младшего вырос. Одновременно у него несколько изменился характер. Теперь Иван Алексеевич Голимый был исполнен апломба и сознания собственной значимости. Он даже как будто стал выше ростом. А может, и в самом деле стал. С достоинством неся невесть откуда взявшийся животик ("Пройдёт!" – шепнул мне дядька Иван), он величаво шествовал по главной улице Змиевки, направляясь в помещение сельского клуба, заведующим коего, как выяснилось, и состоял уже три года. А я сопровождал его: мне всё равно надо было тут обживаться, и откуда начинать знакомство – было безразлично.

На дощатых дверях клуба, крашенных зелёной масляной краской, висел новенький блестящий замок. Иван Алексеевич (мне теперь даже как-то неудобно было называть его Ваней) выудил из кармана ключ, осмотрел контрольную бумажку-пломбу замка и торжественно вскрыл помещение. После чего аккуратно вывесил на входе табличку "Открыто" и пригласил меня внутрь.

Нас встретил сумрак, который тщетно пыталась победить хилая лампа дневного света, запах старой слежавшейся бумаги и надтреснутый голос из глубины с легким восточным акцентом: