— О них. Вот, взять, к примеру, Библию. Написана ещё в медном веке. Это, сынок, тот век, что сразу за первобытно-пещерным каменным веком наступил. Ты знаешь, сынок, какая самая первая заповедь в Библии?
— Не убей? — Вацлав ляпнул наугад. Он, если честно, не помнил, в каком порядке заповеди перечислялись в Библии. И всё ещё не мог понять, куда командир ведёт разговор, и зачем вызвал его, Вацлава?
— Нет, это ты десять заповедей вспомнил, те, что Моисей на каменных скрижалях с горы принёс. Но в Библии есть заповеди древнее Моисеевой десятки. Вот, в самом начале, когда рассказывается, как Бог-Творец сотворил мир, там есть место: едва Творец сотворил первого человека, то, оглядев результат, изрёк первый завет. Не вспомнишь?
— Виноват, — сказал Вацлав, хотя виноватым себя не ощущал. Пока.
— Творец, сотворив первого человека, сказал: — «Нехорошо человеку быть одному!». И сотворил Еву. Теперь понимаешь?
— Сказано сильно, — согласился Вацлав, — а сделано и того сильнее: никаких тебе упрёков, типа: — «когда ж ты с девушкой познакомишься?», никаких сайтов знакомств или свиданий вслепую, а сразу — бац! — девушка по персональному заказу! Круто! Но я пока не понимаю, причём тут я?
— А вот, сынок, как раз ты-то и «при чём»! — заявил Андрей Егорович. — Как бы не была дорога межзвёздная связь, а флот регулярно предоставляет возможность личному составу отправлять видео сообщения близким! Угадай, сынок, кто единственный из всего личного состава эскадры ещё ни разу не зашёл в радиорубку в установленное время, весточку отправить, входящую почту проверить?
— Нету у меня родных, — Вацлав разом помрачнел.
— Не хорошо человеку быть одному! — напомнил капперранг древний завет. — Тебя как зовут, сынок? Не Маугли, случаем? Может, ты среди волков в лесу жил? Нет прямых родственников — что ж, так бывает. Но ведь есть друзья, соседи, может, дальние родственники? Нас человеками делает участие в нас других людей, и наша забота о дорогих нам людях. А без этого нет нам никакого смысла боевое дежурство нести! Смекаешь?
Вацлав ничего не ответил. Задумался. Варьку вспомнил, и старших Мицковичей. Нехорошо, в самом деле, исчезнуть вот так, и даже словом о себе не сообщить.
— Кхм! Кстати, — кашлянул в кулак Андрей Игоревич, — Плановый сеанс связи будет точно через тридцать две минуты. Связь у нас пока не квантовая, квантовая наша нужную для передачи видео полосу пропускную пока не держит, и используется только для экстренных сигналов оповещения и срочных приказов. Но гравитационная — это примерно в сорок тысяч раз быстрее света. Кхм! У меня всё. Свободен, сынок.
Вацлав отключился, и немного полежал в тишине и темноте личной капсулы. Отправить сообщение соседям — дело без сомнений правильное. Но что он им скажет? Чем дальше думал, тем больше испытывал стыда и вины. Тогда Вацлав выставил таймер — что бы сеанс связи не прозевать, снова подключился к виртуальной реальности корабля, и создал себе персональную виртуальную комнату. С зеркалом. Речь репетировать.
С первой попытки речь получилась похвальная. В том смысле, что Вацлав себя хвалил, и перед соседями хвастался. Особенно, конечно, перед Варькой. Вот ведь кто он теперь, Вацлав — военный человек, офицер технической разведки, несёт нелёгкие боевые дежурства в дальнем боевом походе! Потом прокрутил в зеркале воспроизведение — скривился — не понравилось. Перед кем он хвост распустил? Перед Мицковичами, которые его как облупленного знают? И чем хвастаться-то? Тем, что ферму бросил, улетел в далёкую даль, и даже весточку о себе не послал? Повиниться надо бы.
Вторая речь вышла извинительная: Вацлав признал, что повёл себя, что уж там, совсем по-скотски: напился, припёрся к военным — случайным, кстати говоря, военным, никакого отношения к гибели его отца не имеющим — устроил безобразную сцену. А на следующий день себя жалел, сопли распустил, руки опустил — и вон она как вывернулась, ситуация-то! Теперь вот летит он в мёртвой космической бездне незнамо куда, не известно на сколько. За всю свою глупость Вацлав просил прощения, каялся, и обещал больше никогда. В конец выступление скатилось уж в откровенные жалобы. Даже просматривать не стал — вытер виртуальным рукавом виртуальные сопли, и удалил запись!
На третью репетицию времени не хватило — сработал таймер, и Вацлав вернулся в реальность, быстро привёл себя в полный порядок согласно уставу, и поспешил к радиорубке. А уж когда очередь его подошла, о том, как он в кадре выглядит, и мысли не возникло — не до того было — время записи ограничено, за дверью ещё очередь, а перед мысленным взором соседи Мицковичи стояли, словно бы Вацлав к ним заскочил ненадолго.
К слову сказать, реальная запись, сделанная уже в радиорубке, как надо получилась: сдержанно рассказал о своём приключении, попросил прощение за то, что раньше о себе знать не дал, пообещал не пропадать, заверил, что не посрамит. При этом в военной форме держался уверенно, спокойно. Поблёскивали в кадре золотые значки в петлицах, звёзды на погонах. В общем, как надо всё получилось.