Космоконцепция розенкрейцеров, или Мистическое христианство

Не поднял прокаженный золота. «Всегда
Милей мне корка хлеба бедняка.
Благословенье бедного щедрее,
Пусть и ни с чем я отойду от его двери.
Не милостыня то, что в руки нам суют, —
Лишь золото презренное дает
Тот, кто дает из чувства долга;
Но если кто последнее отдаст,
Питая радость, скрытую от глаз, —
Живительною красотой наполнит
Он всех, соединив друг с другом нас.
Такую милостыню не вместит рука,
И сердце насыщается сполна, —
То Бог ее протянет вдруг душе,
Страдающей и алчущей во тьме».

Вернувшись, сэр Лаунфаль обнаруживает, что другой владеет его замком; его выкидывают за ворота.

Согбенным, больным и измученным старцем
Он стал, домогаясь Святого Грааля;
О графстве потерянном нет сожаленья,
Крестом не украшена больше одежда,
Но в сердце созревшем давно утвердился
Страданья, смиренья и бедности знак.

Снова он встречает прокаженного, который снова просит милостыню. На сей раз рыцарь отвечает иначе.

Сказал сэр Лаунфаль: «Я вижу в тебе
Образ Того, Кто погиб на кресте.
Терновый венец и тебе был знаком,
Ты тоже пинки и насмешки сносил,
Да и без ран на руках и ногах
Не обошлось в твоей жизни никак.
Кроткой Марии Сын, внемли мне,
Смотри: чрез него я даю Тебе!»

Взгляд в глаза прокаженного приносит воспоминание и распознавание, и

С сокрушенным сердцем глаза опустил,
Корку последнюю он разломил,
Лед на ручье поспешил разбить,
Прокаженному дал поесть и попить.
Происходит трансформация:
Прокаженный уже не сгорблен и нищ,
Но в славе своей предстал перед ним,
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И голос тише самой тишины
Произнес: «Это я, не бойся, смотри!
Во многих странах, сомнений не зная,
Ты всю жизнь искал Святой Грааль.
Вот он! — чаша, что только сейчас
Ты дал мне, наполнив водой из ручья;
Хлеб — тело мое, убитое для тебя,
Вода — кровь, что мной на кресте пролита;
А Святая вечеря бывает всегда,
Когда мы делимся с тем, у кого нужда.
Но лишь когда делимся, а не даем,
Ибо дар без дающего — это не то.
Кто вместе с милостыней отдает и себя,
Кормит трех: себя, алчущего и меня».

Первое небо — это место радости, не омраченной ни единой каплей горечи. Дух, вне влияния материальных земных условий, усваивает все доброе, что было в прошедшей жизни, переживая его заново. Здесь все благородные начинания, к которым стремился человек, осуществляются в полной мере. Это место отдыха, и, чем тяжелее была жизнь, тем острее наслаждение отдыхом. Болезни, печали и страдания здесь неизвестны. Это страна Вечного Лета спиритуалистов. В ней мыслями благочестивых христиан выстроен Новый Иерусалим. Красивые дома, цветы и прочие подобные вещи являются здесь уделом тех, кто к ним стремился; они сами строят их своей мыслью из тонкого вещества желания. Тем не менее эти вещи так же реальны и ощутимы для них, как для нас — наши материальные дома. Все получают здесь удовлетворение, которого земная жизнь их лишала.