Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память

Голос у нее был чуть глуховатый, но приятный. Чапаев кивнул.

– Знакомьтесь, – сказал он. – Петр. Анна.

Я встал из-за стола, взял ее прохладную ладонь и хотел поднести к губам, но она не позволила мне сделать этого, ответив формальным рукопожатием в манере петербургских emancipe. Я чуть задержал ее ладонь в своей.

– Она великолепная пулеметчица, – сказал Чапаев, – так что опасайтесь вызвать у нее раздражение.

– Неужели эти нежные пальцы способны принести кому-то смерть? – спросил я, отпуская ее ладонь.

– Все зависит от того, – сказал Чапаев, – что именно вы называете смертью.

– Разве на этот счет бывают разные взгляды?

– О да, – сказал Чапаев.

Мы сели за стол. Башкир с подозрительной ловкостью открыл шампанское и разлил его по бокалам.

…Оп-паньки! бла-бла-бла! – раздалось знакомое восклицание и неожиданные, как треск выстрелов, издевательские аплодисменты. Многие вздрогнули. Бедная студентка чуть не выронила книжку. Все обернулись. Оказывается, никто не заметил – в класс вошла Энгельсина Сергеевна.

– Прекрасно, дорогая коллега! – с порога начала она. – Это какого же «Чапаева» вы здесь проповедуете?

– То есть… «Чапаев и Пустота»… Виктор Пелевин… по программе… – стушевалась смущенная студентка.

– Да мы, вообще-то, Фурманова изучаем. Обыкновенный «Чапаев», – едва пролепетала Лапышева, осознавая ужас происшедшего недоразумения.

– Я тоже думаю, какой, на фиг… о да, сказал Чапаев, – пробасил Шатко в недоумении.

– Сбой в программе… сбой в программе… – «электронным» голосом робота занудил Корпусов.

– Чапаев, это такая определенная матрица, она есть во всех нас. Поэтому какая разница… – глубокомысленно заметил Трошкин.

Бедная практикантка не знала куда деваться.

– В нашей школе Чапаев – это легендарный герой гражданской войны, – твердо поставила точку в дискуссии Энгельсина Сергеевна. – Вы должны четко усвоить необходимый набор знаний, который преподают в школе.

– Ну, я пойду тогда… – студентка стала торопливо собираться.

– Да, конечно. В следующий раз, надеюсь, вы будете более ответственно выбирать материал, который даете детям.

С чувством превосходства посмотрев вслед несчастной девушке, быстро выходящей из класса, она как бы ненароком остановилась у парты, где тут же понурились Рудулис и Чешнак…

– Так! А мы, как говорится, вернемся к нашим баранам!

– На столе лежало две книжки в одинаковых обложках, как у всех, чтобы не пачкались, – неожиданно хмуро буркнул Чешнак.

– Значит, Таисия Михайловна сама то одну, то другую читает, – поддакнул Рудулис в поддержку другу. – Может, у нее раздвоение личности?

– То-то она у нас через раз ведет. То ведет, то не ведет, – не отступая бурчал Чешнак.

Все задумались о новом повороте событий.

Энгельсина Сергеевна была вынуждена продемонстрировать более «жесткую игру на своем поле». Прошла к учительскому столу, взяла обе книжки и показала классу.

– Две одинаковые книжки? – спросила, как конферансье, который ожидает естественной поддержки из зала, когда ответ очевиден.

– Одинаковые… – вразнобой прозвучали голоса.

– В одинаковых обложках? – вновь прозвучал вопрос.

– В одинаковых… – подтвердил нестройный хор.

– Но одна из них?.. – Энгельсина выдержала эффектную паузу.

– Толстая… – ответили многие, поддавшись гипнозу общего оболванивания.

– А другая? – она приподняла тоненькую книжку Фурманова.

– Тонкая…

– Ну? еще вопросы будут?! – классная руководительница оглядела всех так, что было понятно: попробуй задай вопрос, тебя тут же выставят на посмешище. Хотя ничего с этими книжками не понятно.

– У меня есть одно важное сообщение, – объявила, чтобы сменить тему.

– …завтра вся школа не учится, можно не приходить, – испуганным свистящим шепотом на одном дыхании выпалил Вербаков с задней парты. Эта новость носилась в воздухе… но каждый даже боялся подумать об этом.

– Я ни у кого здесь подсказок не спрашиваю! лишние предметы убрали все! сидим, слушаем!.. – пресекла возможные провокации. – Вы знаете, обстановка сейчас сложная, террористы и все такое. Мы уже обсуждали, к сожалению, этот вопрос. Да, действительно, в какой-то мере Вербаков прав…

«Ух!» – как будто из единой груди вырвался вздох надежды всего класса.

– Завтра приходите только на один урок.

«Ах!» – стон невыразимой радости пронесся по рядам.