Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память

– Ну… Орешина, с тобой не соскучишься! – сказал он, выходя из сказочного автомобиля, хлопая дверцей и так небрежно кивая водителю, который помогал выйти Наде, словно всю жизнь только этим занимался. Ее почти скрывал букет роскошных лилий. – То похороны, понимаешь, то свадьба.

– Это все из-за сегодняшнего дня, – сказала она. – Учиться надо как нормальным людям, а не учения проводить, от террористов прятаться.

Они сфотографировали дом и букву, снялись сами на память, попросив кого-то из прохожих, чтобы щелкнули. Возились с камерой, когда Надя услышала позади странное «гав-гав». У нее чуть волосы не приподнялись на затылке… она оглянулась.

Это опять были те же парни, четверо. И если что-то было написано на их квадратных физиономиях, то это недоумение «в квадрате». Предчувствие того, что Лешу и Надю сейчас будут бить, грозно витало в воздухе.

– Ему что здесь, медом намазано, что ли? – удивился один.

– И еще на лимузине… типа, Филька Киркоров, – заметил другой.

– С белыми лилиями, – недоумевал третий.

– Может, место для мемориальной доски подыскивает? – предположил Щупловатый. Он, как и в прошлый раз, стоял впереди. На переносице у него ссадина, глаз превратился в черную щелку под темно набрякшим веком. Да и вся компания (от них заметно разило пивным перегаром) выглядела довольно помятой, что называется, «видавшей виды». Один, с синюшным от плохо отмытой краски лицом, напоминал утопленника. Они озирались, но нигде в округе (в том числе и на детской площадке), не гуляли ни старушки, ни девочки с собаками. Редкие прохожие заметно убыстряли шаг, проходя мимо, а для милиции это совсем не рыбные места. Щупловатый опирался на клюку, которой служила теперь обыкновенная обломанная толстая ветка. И опять эта их лысая оболваненость, спортивные шапки, черные «бомберы» заполонили все вокруг.

– Да я это, как бы… тросточку вернуть. Нехорошо как-то получилось, – начал было Леша с издевательским участием.

– Еще у нас смывка есть специальная для автомобильной краски, – Надя сделала движение, будто скидывает рюкзачок.

– Ага… какие заботливые, – нехорошо усмехнулся главарь и, коротко шагнув, совершенно не изменив в лице выражения брезгливого безразличия, с мясницким нутряным хряпом жестоко пнул Калинника носком громоздкого ботинка под колено.

Лешу словно пробило электрическим разрядом боли. Он глотнул ртом воздух, инстинктивно согнувшись, изломавшись телом, присел… Но нашел в себе силы выпрямиться.

– Я Карабин! – на истерическом выдохе выкрикнул бандитский предводитель. – Карабиненко моя фамилия, запомни это! И никому…

Надя оттолкнула кого-то, бросилась между ними. Двое парней, справа и слева, переместились, готовые запрессовать, вбить, втоптать. Обрезы, электрошокеры, карабины… все это валились сегодня на них, как из рога изобилия.

– А я Калинник, – через силу прохрипел Леша. Побелевшее лицо его было перекошено.

– Да? – с нарочитой издевкой удивился Карабин… или кто бы он там ни был. – Я так и подумал.

Вытащил из кармана Лешин плейер, отсоединил свои наушники. – Мы тут послушали музон твой, тоже вернуть хотели.

Протянул его Леше как ни в чем не бывало.

– Это же «Фэнтези»? Так ты Калинник? Ты извини, брат… Так ты Калинник, что ли? – переспросил после небольшой паузы.

– Ну да, Калинник. А на диске «демка» для радио записана.

– «Железная дорога» – твоя песня? – спросил кто-то.

– «Железную дорогу» я слышал, круто, – подтвердил еще один.

– А я бы ее для звонка на мобилу скачал, – заявил другой.

– Это вот она слова написала, ее текст, – он указал на Надю.

Все уставились на нее завороженно, как на живую легенду. «Качать их, качать…» – прошептал кто-то, как в бреду.

[Железный Феликс]

Вместе с Гошей, рабочим школы, директор осматривал в самой дальней, неиспользуемой части подвала проем в кирпичной кладке, проделанный строителями. В проеме была закреплена железная рама, но дверь еще не установили. С Гошей они обсуждали, когда же бригада доделает все, что обещано. Проем занавешен пленкой, и за ней, в глубине, подсвеченные переноской, метались дьявольские тени… Физрук и историк наводили порядок, что выражалось в клубах вырывающейся пыли и порой отборных ругательствах. Взялись помогать Гоше – набивали пластиковые мешки строительным мусором, накопившимся многолетним хламом. Их энтузиазм казался несколько странным: сам директор не давал им никаких указаний. Ну, Гоша попросил, наверное; вот они и помогают.

Этому Гоше, жилистому худому мужику лет пятидесяти, с лицом, изможденным от алкогольных страданий, директор только что влепил нагоняй за то, что полез неизвестно куда! Взялся исследовать заброшенные бомбоубежища! Мало того, что поперся туда, где черт ногу сломит, так еще притащил оттуда такое… Просто в голове не укладывается!

Настоящего монстра!

Допотопный катушечный магнитофон «Тембр», какого-то лохмато-советского года выпуска.