Космонавты живут на Земле

Алеша открыл глаза и тоже подчеркнуто откровенно заворочался на своей койке, так что сетка, провисавшая под его телом, отчаянно взвыла. Перед собой он увидел голую спину незнакомца, сплошь покрытую крупными рыжими веснушками. Спина заворочалась, и зоркие любопытствующие глаза посмотрели на Алексея из-под рыжего чуба.

— Проснулись, товарищ лейтенант! — весело окликнул его незнакомец. — А я здесь умышленно шумел, чтобы вы обед не проспали. Собирайтесь.

Горелов смахнул с себя простыню, вскочил с койки на прохладный паркетный пол.

Оба они стояли в одних трусах, с интересом рассматривая друг друга.

— Давайте познакомимся, — предложил сосед, — все-таки я здесь абориген. Лейтенант Василий Комков, старший летчик.

— Лейтенант Горелов, младший летчик, — засмеялся Алеша. — Видите, какая между нами дистанция!

— Чепуха, — быстро возразил Комков, — помните, что говорил Наполеон о маршальском жезле, который в ранце у каждого солдата? А жезл старшего летчика добывается гораздо проще.

Алексей разглядел на столе броскую фотографию. В густых зарослях мандариновой рощи, весь окруженный ветвями, согнувшимися под тяжестью спелых плодов, стоит летчик в довоенной форме. В петлицах — шпала. Волосы — спелая рожь. Грудь в орденах.

— Какой яркий снимок! — вырвалось у Горелова.

— Это отец, — мрачно сказал Комков, — на отдыхе в конце сорок первого снялся. Его в Цхалтубо лечиться после ранения посылали. А потом, в конце того же сорок первого, он погиб над Севастополем.

— А у меня отец в сорок третьем погиб... на Днепре.

— Вот как, — потеплевшим голосом откликнулся Комков, — значит, и вы сиротой росли? Я о своем отце всего и помню что запах армейского ремня да золотой «краб» на летной фуражке. Рябинки вот еще на лице у него были.

— А я вообще ничего не помню, — грустно признался Алеша, — совсем тогда маленьким был.

— Да, — вздохнул Комков, — скоро сами отцами станем.

— Не рано ли? — усмехнулся Алеша. — Лично я так нет.

— О! — засмеялся Комков. — И оглянуться не успеете, как все придет. Сначала любовь, потом взаимность, загс и прочее.

— Так у вас же всего этого еще нет. Вы на три-четыре года каких-нибудь меня постарше.

— Вот чудак, разве же это по заказу происходит? Любовь — это не пенсия за выслугу лет. Положитесь на мой личный опыт. Через полгода будете гулять у меня на свадьбе. Хорошая девушка. Честное слово, хорошая.

— Как зовут-то хоть? — спросил Алеша, тронутый счастливым блеском его глаз.

— Любашей, — охотно ответил Комков, — здешний финансово-экономический техникум кончает. Сейчас у них самые горячие денечки — экзамены идут. Жаль, сегодня ночные полеты. Я бы вас познакомил. Однако чего мы стоим, пора в столовую.

После обеда они сразу возвратились домой. Жаркая погода вынудила обоих раздеться. Комков перед вечерними полетами прилег, как и полагалось летчику, но сон не шел, и он с удовольствием продолжал расспрашивать соседа об авиаучилище, из которого тот прибыл, об однокашниках — среди них могли оказаться и его знакомые. Алеша рассказал, как добирался в Соболевку, вспомнил мрачного ночного железнодорожника.

— Это капитан Савостин, — усмехнулся Комков. — Он в нашей дивизии служил. В прошлом году уволили.

— Плохо летал? — осведомился Горелов. — Или по пословице: четыре раза по двести, суд чести и миллион двести?

Василий пожал плечами:

— Да нет. Просто наступил кому-то на мозоль. А потом в порядке сокращения личного состава стали нас омолаживать. Полагалось людей физически слабых и старшего возраста с летной работы уволить. Ну а омолаживанием кто занимался в нашей части? Одни старички, которым, моя бы воля, давно пора на пенсию. Вот они вспомнили строптивость этого капитана и записали его в «миллион двести». Теперь ходит по перрону, фонариком машет, дежурный по станции, так сказать. Впрочем, не будем обсуждать, лейтенант, действия старших. По уставу не положено. — Комков замолчал, но всего на минуту-две. — Подойдите к окну, Алеша, и посмотрите на аэродром, — позвал он внезапно.

Горелов встал у раскрытого настежь окна. Отсюда, с третьего этажа, летное поле производило внушительное впечатление. Над выгоревшей, вылинявшей за лето травкой господствовал белый цвет металла. Самолеты с длинными фюзеляжами и непропорционально короткими острыми крыльями рядами стояли на бетонных дорожках. Техники и механики хлопотали около восьми машин, выведенных на первую позицию. Этим машинам с наступлением темноты предстояло раньше других подняться с бетонированной полосы, и Алеша подумал, что среди них, вероятно, стоит и машина его соседа по комнате.

— Ну как? — разомлевшим голосом спросил Василий.

— Нравится.

— Эффектное зрелище. Вы на какой матчасти кончали школу?

— На «мигарях». Но потом летал немножко и на этих.

— И что скажете?

— Еще не разобрался как-то. По-моему, эти сложнее.