Космонавты живут на Земле

— Люблю летать на «мигарях», — задумчиво резюмировал Василий. — Для меня они ясная и четкая конструкция. А эта труба все пожирает: и знания и силы. Из нее после полета выходишь мокрый, как мышонок. А в воздухе чуть зевнул, и кажется, что не ты ею управляешь, а она тебя таскает. Иногда идешь на полеты такой усталый... Вот как сегодня.

Горелов с каким-то жалостливым чувством посмотрел на Комкова. Зачем он так мрачно? Полузакрытыми были глаза соседа, и на веснушчатом его лице лежала печать невеселого раздумья. Тревога проникла в Алешино сердце.

— Я вас не понимаю, Василий.

— А чего же тут понимать? — ответил тем же дремотным голосом Комков. — Что сказано, то и сказано.

— Но позвольте откровенно...

— Давайте на самых максимальных оборотах откровенности. Мы же соседи и, думаю, скоро станем настоящими друзьями.

— Вот поэтому я и хочу, Василий, — нескладно начал Алеша. — Мне кажется, если вы хотите летать на МИГах и чувствуете, что вот этот тип самолета вам противопоказан, откажитесь от полетов на нем.

Комков пошевелил сухими губами.

— Отказаться? Да вы что, Алеша. У нас все-таки воинская часть, а не кружок художественной самодеятельности. — В его усталом голосе прозвучала грустная усмешка. — Да и притом, что обо мне в полку подумают...

— Ничего не подумают! — запальчиво воскликнул Горелов. — Да как же можно ложное самолюбие приносить в жертву здравому смыслу?!

— А вы бы отказались? — прозвучал контрвопрос.

— Я бы?.. — Алеша запнулся.

— Вот то-то и оно! — вяло заметил Василий. — Два — ноль в мою пользу. Самое трудное — это победить самого себя. Многие полководцы именно потому и обрекали свои армии на полный разгром, а народы на страшные жертвы, что не могли в критическую минуту победить себя, выйти и сказать: вот я такой и сякой. Вы мне верили и верите. Но вы не знаете самого главного: раньше я мог, а теперь не могу, освободите меня... Ладно, перестанем об этом говорить, — закончил Комков примиряюще.

Но сон к нему не шел, и усталый мозг снова настраивал на разговор.

— Я очень часто думаю о сегодняшней нашей авиации, — продолжал рассуждать Василий. — Огромные скорости. Перегрузки, от которых мельтешит в глазах, а лицо уродуют гримасы. И вместе с тем кабина — это целая лаборатория. Как же много требуется от тебя, чтобы пилотировать такой самолет! И силенки сколько, и знаний. Попробуй сейчас сядь в кабину, не зная физики, алгебры, теоретической механики. Не много налетаешься. Мне вспоминается, как нам новый наш командир, Кузьма Петрович Ефимков, про войну и поршневую технику рассказывал. Тогда, говорит, иные воевали по принципу: или грудь в крестах, или голова в кустах. Гашетки, ручка, сектора газа, педали — вот и все. Он, конечно, утрирует, но многое верно. Разве сейчас с семиклассным образованием сядешь на истребитель?

— И все равно так же, как и в войну, кроме знаний и физической подготовки, нужно еще одно условие, чтобы летать.

— Какое же?

— Призвание, — тихо произнес Алеша.

— Лирика это, — отмахнулся Комков, — об этом призвании хорошо у поэта одного сказано, вот только забыл его фамилию:

Земля нас награждала орденами,
А небо награждало сединой.

А впрочем, давайте лучше завтра договорим. Мне и впрямь пару часочков не грех соснуть. Боржоми не хотите? В наш военторг позавчера завезли, так я пять бутылок взял.

Горелов поблагодарил и отказался. Дождавшись, когда Василий заснет, он вышел из гостиницы. Надо было сдать в политотдел открепительный талон, стать на вещевой учет, зайти к замполиту полка.

Когда через два часа он возвратился, Комков встретил его на пороге. На нем была уже летная курточка песочного цвета с поблескивающей «молнией».

— Вот и хорошо, что пришли. Я с собой ключ брать не буду, зачем он мне в кабине.

— Отдохнули хорошо? — поинтересовался Горелов.

Василий дружелюбно похлопал его по плечу.

— Да что вы меня, как замполит или полковой врач, исследуете? Это им по штату положено такие вопросы перед вылетом задавать.

— Я ваш сосед, — с улыбкой напомнил Алеша, но Комков и тут отпарировал:

— А дистанцию между старшим и младшим летчиком забыли?

— Не забыл, Василий. Только вы мне очень усталым сейчас кажетесь. Не надо бы вам сегодня на ночные. И задание сложное небось?

— Э-э-э, бросьте-ка причитать, батенька, как говаривал один хирург, вскрывая совершенно здорового пациента. Задание как всегда: перехват в стратосфере. Наберу высотенку, атакую в стратосфере цель — и домой. Так что гуд бай, геноссе, если перейти на помесь английского с немецким, — засмеялся Василий. Он пытался произвести на Алексея впечатление бодрого, уверенного в себе человека, но тени усталости лежали полукружиями у его глаз. Поняв, что обмануть соседа не удалось, он вздохнул — хочешь не хочешь, а идти надо.

Дверь почти бесшумно затворилась, и вскоре быстрые шаги Комкова замерли в лестничном пролете.