Космонавты живут на Земле

Пристально посмотрев на своего друга, Мочалов весело расхохотался. Нет, годы явно не повлияли на Ефимкова, он, как и прежде, не умел скрывать решительно ничего: ни своих радостей, ни обид. Генерал готов был биться об заклад, что Ефимков ни за что не хочет отдавать ему Горелова.

— Слушай, друже, а ты все-таки феодал.

— Это отчего же?

— Зачем от меня Горелова прячешь?

— Это что, лобовая атака?

— Считай, что так.

— Только я его вовсе не прячу, — вяло проговорил Кузьма Петрович. — Что он — невеста на смотринах, что ли? Можешь с ним хоть сейчас побеседовать, если имеешь желание.

— Конечно, имею. Мне уже интуиция подсказывает, что это самый интересный кандидат.

Кузьма Петрович с остервенением выбил из трубки пепел и скосил на друга унылые глаза. Ударив себя черной крагой по голенищу сапога, он громко и упрямо воскликнул:

— Не пущу. Не пущу его, и точка.

Они сели в «Волгу». Полковник — за руль, генерал — рядом. Включив для прогрева мотор, Кузьма Петрович рассеянно слушал его гудение.

— Ты пойми меня правильно, Сережа, — сумбурно оправдывался Ефимков, — зачислят его к вашим космонавтам, и будет он там ждать своей очереди. Год, два, пять лет. Ручкой истребителя, гляди, ворочать разучится за это время. А потом оглянется — вроде уже и прошла самая спелая полоса жизни. И космонавтом не стал, и летчиком быть разучился. А у нас он, без обиняков скажу, на широкую дорогу вышел бы. Скоро командовать эскадрильей назначу. Годик-два, и в академию учиться отправим. А оттуда на полк, а то и замом на дивизию. Талантливый, чертяка!

— Так ты же только что уверял меня, что он ничем не лучше других? — заметил насмешливо Мочалов.

Но Ефимков уже входил в раж:

— Э, да это только для присловья было говорено. Горелов — что надо. И потом, как старому другу, тебе откроюсь: он сиротой рос. Понимаешь, жизнь для него с колыбели медового пряника не заготовила. Мать, простая крестьянка, еле-еле читает и пишет. Батька в сорок третьем году в танке сгорел. Горелов еще картину об этом написал. «Обелиск над крутояром» называется. Круча, внизу Днепр бурлит, над обрывом одинокая солдатская могилка. Глянешь — по сердцу мурашки...

Мочалов уже твердо убедился, что его своенравный приятель будет как скала стоять за Горелова. Возможно, и кадровику он дал указание не приносить личного дела этого летчика. И чем упрямее возражал Ефимков, тем все сильнее росло у Мочалова желание поговорить со старшим лейтенантом Гореловым.

Тихонько трогая с места машину, Ефимков оживленно продолжал:

— И еще могу по секрету прибавить, чем дорог мне этот парнишка. Два года он у меня учился, а курсанты были всякие. И отличники, и вчерашние маменькины сынки, и стиляги. Но серьезнее, сдержаннее и умнее не было там у меня парня. Откровенно говоря, иной раз подумаю, он мне вроде родного сына. Никого сейчас так не опекаю. Вот теперь я и высказался, Сережа.

Мочалов искоса посмотрел на друга.

— Так ты что же, — спросил он, пожимая плечами, — полагаешь, что после такой красочной характеристики у меня пропадет желание с ним увидеться?

Ефимков затормозил, давая дорогу маслозаправщику, и, поглядев на генерала широко раскрытыми глазами, умоляюще произнес:

— Сережа, пощади. Откажись от этой беседы!

— Но ты же дал слово, Кузьма! — нахмурился генерал. — Да к тому же, если я побеседую с ним несколько минут, посмотрю медицинскую книжку и личное дело, это еще ничего не означает.

Комдив резко, так что завизжали тормоза, остановил «Волгу» у штабного подъезда. Вышли молча и так же молча прошли в кабинет. Мочалов неторопливо снял шинель, достал платок с синей каемкой и, страдальчески сморщившись, громко чихнул.

— Будь здоров, — мрачно пожелал Ефимков. — Ну так что, Горелова звать?

— Обязательно, — сказал Сергей Степанович.

Ефимков шумно вздохнул и нажал на табло коммутатора одну из кнопок.

— Майора Климова, — прогудел он в трубке. — Это ты, Леонтий Архипович? Чем сейчас у тебя народ занимается? Техсостав на матчасти? А летчики? Так. А где старший лейтенант Горелов? По штабу дежурит? Что-то вы его слишком зачастили на эти дежурства. Человек он творческий, надо учитывать. У вас людей много, можно и пореже посылать. Тем более только что стал командиром звена, работы непочатый край. На будущее учти это. А сейчас срочно подмени его кем-нибудь, и пусть немедленно ко мне придет.

Полковник положил трубку, и красная лампочка на табло погасла. Не замечая в глазах Мочалова иронии, спросил:

— Мне как, остаться при этой беседе или уйти?

— Как хочешь. Пожалуй, оставайся.

— Нет, не останусь, — нахмурился комдив. — А то будешь после говорить, что я психологически или еще как-нибудь подчиненного подавлял.

— Да не ворчи, друже, — потеплевшим голосом сказал Мочалов. — Оставайся, и баста!

— Нет, я уйду, — решительно сказал комдив и нахлобучил папаху на подстриженную ежиком голову.

Дежурный принес в это время личное дело и медицинскую книжку Горелова.

— Как знаешь, Кузьма Петрович, — ответил Мочалов и быстро потянулся к документам.