Космополит

Другая Голландия ждала меня за океаном, в городе, который так и назывался: Новый Амстердам. От него до нас дошла память об одноногом губернаторе Стайвесанте и снисходительное, слегка насмешливое отношение к своему голландскому прошлому. В американском издании голландцы — пуритане без комплексов. Толстые, ленивые, добродушные, скорее Обломов, чем Штольц. Сохранив о себе память в церквах и топонимике, они спокойно растворились во всей Америке, кроме Пенсильвании. Здесь до сих пор живут сектанты, которых соседи вряд ли справедливо, но привычно считают голландцами. Амиши говорят на том ветхом диалекте германского языка, где голландский малоотличим от немецкого и похож на идиш. Бежав из Северной Европы, когда та еще не разобралась с границами, они заморозили в своем обиходе главный — XVII — век голландской истории, сделав его доступным для сопереживания. За этим я к ним и езжу.

Между деревней с фольклорным именем Синица-в-Руке (Bird-in-Hand) и рыночным городком, неприлично названным Слияние (Intercourse), амишей трудно не встретить и нельзя не узнать. Строгий костюмный кодекс предписывает мужчинам носить черные штаны с подтяжками (пуговицы не упоминаются в Библии), шляпу и белую рубаху. Усы они бреют, а бороду нет, из-за чего старики похожи на Солженицына. Женщины ходят в белых чепцах и темных платьях с передниками. Детский наряд отличается только тем, что малыши бегают босиком.

Взрослые пользуются повозками на конной тяге. Помимо автомобилей, амиши отказываются признавать самолеты, электричество, радио, телефон, компьютер и телевидение. В сущности, этот список — довольно точная опись всего, что успела натворить наша цивилизация со времен Вермеера.

Должен признаться, что за исключением приготовленного без пестицидов обеда, жизнь в их времени мне нравится не больше, чем в нашем. Назад дороги нет, разве что — тропинка. Вот по ней я и брел между фермами, легко отличая владения амишей. На крышах их домов нет не только антенн, но и громоотводов: молния — бич Божий, от которого грешник не смеет уклоняться. Определив цель, я, как бедняк на запах жареного, подбирался к ней бочком, чтобы даром попользоваться разлитым в воздухе уютом домовитости. Во дворе, за забором, паслись пони, корова с теленком и почему-то павлины.

— От них-то, — не справившись с удивлением, спросил я у хозяина, — какой прок в хозяйстве?

— Красивые, — ответил он, не отрываясь от грядки.

Gezellig

Посвящается Дафне и Владимиру Рябоконь

Выше голландцев только масаи, но те редко забираются так далеко на север. Истинные размеры голландской нации, однако, скрадывает сидячий образ жизни — в седле. Решив приобщиться, я зашел в сырую пещеру, где сдавали напрокат велосипеды переимчивым иностранцам.

— Предпочитаете по-мужски или по-дамски? — осведомился хозяин.

— Pardon? — переспросил я, сделав вид, что не понял, потому что и вправду не понял. Амстердам славится красными фонарями, и я засомневался, идет ли речь о велосипедах.

Устав ждать, хозяин вывел черную машину. Рама оказалась мне по грудь, закинуть ногу на круп я и не пытался.

— Давайте для дам, раз я ростом не вышел, — сказал я и уселся на черную уродину.

Красивых велосипедов в Голландии я не видел даже на витринах.

— Если вы покупаете дешевый велосипед, — объяснили мне, — то наверняка краденый, а если дорогой, то точно украдут. Но важнее всего — не уронить ключи от дорогого замка в канал, когда пристегиваешься к перилам.

Помимо ключей, на дне лежат велосипеды.

— Наши каналы, — дежурно пошутил гид, — заполняет метр воды, метр ила и метр велосипедов.

— Это не шутка, — возразили местные, — каждый год власти вынимают из воды двадцать тысяч велосипедов.

— Как же они там оказались?

— Обряд взросления. В шестидесятые юные американки сжигали лифчики, голландцы топят велосипеды, бунтуя против родителей.

— Странно, Нидерланды представлялись мне оплотом здравомыслия.

— До поры до времени. Вспомни тюльпановую истерику. У нас шестнадцать миллионов человек топчется по стране, которая на треть меньше твоей Латвии. Легкое безумие приучает к толерантности.

Усвоив урок, я тут же его опробовал, выехав навстречу движению. Велосипедисты, пряча глаза, вежливо объезжали меня без протеста и назидания. Развернувшись, я влился в поток, настолько густой, что сперва шарахался — и зря.

— Главное — не пытайся уклониться, — наставляли меня, — тут на это не рассчитывают.

И действительно, даже в час пик велосипедисты движутся, словно рыбы в косяке, никогда не сталкиваясь.