Космопорт 2014 № 12 (13)

— Первый гомеостатический утверждает: «Попытка вмешательства будет устранена, причём стремительно и безжалостно по отношению к вмешивающемуся». Ещё со школы мы помним историю о семье Кузьминых, которая проникла в девяностые позапрошлого века и…

Профессор снова зевнул, даже не скрываясь, — и махнул рукой:

— Правильно, правильно! Садись, Хрущ, молодец. Что скажешь, Поспелов?

— Система может дать сбой, — упрямо произнёс тот. — И чем больше нагрузка… а сейчас, сами знаете, количество рейсов увеличилось, значит, и шансы на сбой повысились. При нынешнем уровне пластической хирургии и оперативного обучения…

— Много тебе даст оперативное обучение, — проворчал профессор. Он раздражённо прошёлся пальцами по экрану и повернул его к аудитории. — Ну-ка, что у нас здесь?

— Картина Винценцо Камуччини, «Смерть Цезаря». Типичная для творчества Камуччини, он вообще любил античные мотивы. Собственно.

— Молодец, Гунько, молодец. А как звали Цезаря?.. Да, Хрущ?

— Юлий, конечно!

— Его звали Николай Витальевич Раменской. Не красней, Хрущ, — вы не могли этого знать, не должны… Даже — должны не. В общем. Раз уж об этом зашла речь — слушайте. — Он поднялся из-за стола и прошёлся вдоль стены, почти не прихрамывая. — Коля был одним из тех, кто стоял у истоков концепции мягкого внедрения.

— Но её же запретили! Как слишком опасную для здоровья и донора, и реципиента… — Гунько осёкся и покраснел. — Простите, Тарас Остапович.

— Запретили, верно. Однако тогда на неё возлагали огромные надежды: бесконтактная, дистанционная синхронизация с известной личностью, считывание мыслей и эмоций, — сами понимаете. Многие белые пятна истории таким образом можно было бы раз и навсегда устранить… многие — и устранили. Коля — в том числе: он оказался потрясающим психологом, умел вживаться в роль, понимать другого. Вам ведь уже читали «Особенности локальных форм мышления»?

— Сейчас как раз проходим викторианцев.

— Вот Раменской преодолевал психологический разрыв стремительно, потрясающий был интуит. И лингвист каких поискать… да и вообще — эрудит необычайный. Мог по памяти цитировать Плутарха, Шекспира, Кавафиса. Он работал по античке, дипломная у него была по Антонию… ну, с этого всё и началось. Коля влюбился — причём не столько безответно, сколько безнадёжно.

— Ой, неужели в саму Клеопатру?!

— Да, Семёнова, в Клеопатру. Его куратор обнаружил, что Раменской злоупотребляет мягким внедрением, последовало разбирательство, и в конце концов Николая отправили на одиннадцать лет назад. Совсем отстранять не стали — всё же он был высококлассным спецом. Дали ему в разработку Помпея. Лет пять Раменской трудился просто образцово — никаких нареканий, никаких нарушений, в общем, идеальный полевой сотрудник. Единственная подозрительная деталь — в продолжительные связи ни с кем не вступал, тем более — не женился.

Накануне убийства Помпея он пропал. Дело, как вы знаете, происходило в Египте, ситуация была кризисной, во избежание хронопарадокса нашим коллегам пришлось полностью сосредоточиться на основных событиях. Вдобавок случилось вовсе непонятное: согласно источникам, Цезарь должен был приплыть туда через день после казни Помпея, — а он явился через два. И это только начало: количество расхождений между известной нам версией событий и тем, что происходило на самом деле, с каждым часом увеличивалось.

— Вы сами говорили, такое случается, — заметила Хрущ. — Летописи врут, очевидцы ошибаются… то есть, сами-то искренне верят, что говорят правду, просто она у каждого — своя.

Профессор хмыкнул:

— Могу себе представить, каким вы запомните этот мой рассказ! — Он снова прошёлся вдоль стены. — В общем, — сказал, — насчёт расхождений, конечно, всё верно. Однако когда это совпало с остальным… Откровенно говоря, в той истории мы проявили себя не с лучшей стороны. Следовало раньше сопоставить факты и догадаться. Нам ещё повезло, что тело Раменского вынесло на берег и его обнаружил один из наших агентов.

— Но вы же сказали, Раменской был Цезарем!..

— Он стал им, Харитонов. При мягком внедрении сознание агента-реципиента пристраивается к сознанию донора, но управляет телом лишь в редких случаях. В исключительных. Остальное время просто наблюдает и делит с донором переживания. Раменской ухитрился каким-то образом полностью вытеснить сознание Цезаря… ну, или почти полностью. Его эпилептические припадки, насколько мы знаем, начались задолго до внедрения Николая, но сильно участились в последние годы жизни.

— Почему вы не вмешались раньше? Помпея убили в сорок восьмом, а Цезаря — через четыре года.

Профессор остановился и тяжело оперся на кафедру.

— И как ты себе это представляешь, Клецько? Вернуть сознание Николая в его же обезглавленное тело? Или попытаться уничтожить это самое сознание в теле Цезаря — и получить в результате ходячий труп? Вдобавок… ну, он ведь знал, что рано или поздно мы его отыщем. Старался не подставляться без необходимости.

— Ради чего всё это, Тарас Остапович? Ради власти?

Семёнова фыркнула:

— Дурак ты, Гунько! Сказано ж тебе: из-за Клеопатры. Ради любви. Правда, Тарас Остапович?