- Да, - сказал Жнец, нисколько не покривив душой. Старик знал толк в готовке, поджарил как надо, до золотистой корочки. Белое мясо легко отделялось от костей, и было оно сладкое.
- Ты с картошкой, так ещё вкуснее.
Жнец послушал совета и не пожалел. Старик, точно, знал толк в готовке. Очень вкусно получилось, лук в самый раз обжарен. Соли чуть больше, чем нужно, но это ничего. Соли Ной почти не употреблял, но рыбье белое мясо было сладковатым на вкус и жареный картофель тоже, так что пусть.
- Не стесняйся, картошки много, да и рыба имеется, могу ещё поджарить, если ты побудешь за рулевого. Поджарить?
- Не надо пока, давай лучше выпьем, - предложил Жнец. Как-то само вырвалось. Бедняга Ной был не дурак выпить.
- Давай. Бутылка в шкафчике, мне не достать. От тебя по правую руку. Кружка там же. Себе наливай.
- А ты?
- Нальёшь, передай бутылку. Я как-нибудь так, всё равно кружка одна. Что ты его нюхаешь? Нюхай не нюхай, лучше оно не станет. Я называю его бренди. Всегда беру сюда бутылочку, выпить иногда бывает не лишним, вот как сегодня.
- Можно было в баре 'Ковчега' взять бренди.
- Как-то я не подумал. И потом, денег у меня при себе нету. Ничего, меня устраивает и это пойло. Главное - не что пить, а за что, так ведь, сынок? За что выпьем? За встречу? За твоё спасение?
- За надежду, - предложил Жнец. Подвернулась эта надежда случайно. Только после того как сорвалось с языка слово, он понял, почему память Ноя подсунула именно его. Глупо. На что бессмертному надеяться?
- Это ты хорошо сказал. И риф так называется, и надежда - дело хорошее. За надежду.
Жнец выцедил то, что было в стаканчике, подышал. Зубы свело, язык будто деревянный. Он с закрытыми глазами подождал, пока разлилось по животу тепло и кровь мягко толкнулась в темя. Открыл глаза. Свет Альраи, казалось, стал мягче. Утренний свет. Море, запах водорослей. Надежда?
- Знаешь, почему я так назвал риф? - спросил Жнец. - Так звали одну женщину. Я был с ней знаком раньше.
Слова из памяти Ноя лились свободно, Жнец решил этому не мешать. Покойнику от покойника скрывать нечего.
- Ты закусил бы, - посоветовал Спиро. - Надежда? Не слыхал, что есть такое женское имя - Надежда.
- Его и нет, такого имени. На самом деле оно звучит так, - и Жнец произнёс по-русски: 'Надежда'.
- Красивое имя. Ты говоришь, 'был знаком'. Она... жива?
- Не знаю, наверное. С чего бы ей умирать? Давай-ка ещё по одной.
- Давай, - охотно согласился Спиро. Не глядя передал бутылку, после, выждав сколько нужно, протянул руку. Заполучив бренди обратно, сказал:
- А моя умерла. Давно. Её звали Электрой. За надежду - это хороший тост. Хорошая штука - надежда. И 'Надиежьда' красивое имя. Ты извини, Боб, думал я про тебя плохо. Наслушался всякой дряни, что про тебя болтали, а теперь вижу - зря. Хороший ты человек, Боб. Я немножко разбираюсь в людях, уж поверь, как-нибудь, а разбираюсь. Сразу вижу, если человек так себе, с гнильцой. Плохой человек никогда не назовёт риф женским именем, если не знает, что с той женщиной стало. Надежда - прекрасная штука, сынок, и тост ты предложил хороший. Нельзя терять надежду. Вот я, например, знаю, что найду сына. Он жив, я знаю, что бы ни врали всякие...
- Давай выпьем за сыновей, - перебил Жнец. Почему-то решил, что старик станет расспрашивать про Счастливчика Боба. Говорить об этом не хотелось. Покойнику с покойником незачем болтать о покойниках. Счастливчик Боб теперь легенда, кто попало так себя называет. Это очень удобно для контрабандистов и браконьеров - когда вдоль побережья шатается три десятка счастливчиков. Поди разбери тогда, кто в чём на самом деле замешан. 'Подумать, так я тоже счастливчик, и даже больше прочих, потому что зовут меня Роберт, - подумал Жнец. - Роберт Корк. Роберт, Боб и как-то ещё'.
- Давай, - сказал Спиро. - За сыновей.
Голос его заметно дрогнул.
Жнец неторопливо, мелкими глотками выпил. Потянул носом воздух, заметил - жарко. Старик стёкла боковые опускать запретил, сказал - не люблю, когда сквозит в уши. А неплохо было бы. Только не уши, а ветру лицо подставить. Он ладонью провёл по обритому наголо затылку. Колется. Плевать. На всё теперь наплевать, недолго осталось. Три десятка лысых счастливчиков, один к одному. Может, и вправду какой-то блудный паршивец приходится старику сыном.
- ...в это не верю, - твердил Спиро, глядя поверх руля, над водной гладью, туда, где сквозь облачную жёлтую плёнку проглядывала тонкая чёрта берега, словно бы над водою парила. - Ираклию всегда везло. Не зря же здесь его назвали Счастливчиком.