Стоял в подштанниках посреди комнаты и говорил. Он предложил мне выяснить, указывает на что-нибудь стрелка или нет, – что нам мешает это проверить, если мы убедимся, что нет, то по крайней мере успокоимся, понятно будет, что никто специально стрелку не рисовал, это всего лишь игра воображения, – другого способа убедиться, стрелка это или не стрелка, просто не существует. Я тихо слушал, раздумывая, как лучше отказаться, настаивал он довольно слабо, но я тоже ослаб, и вообще все было проникнуто слабостью. Я посоветовал ему, коли для него это так интересно, самому все проверить, – он стал настаивать, что, мол, мое присутствие крайне необходимо для точной разметки, нужно выйти из комнаты, определиться с направлением в коридоре, затем в саду, – наконец он сказал «вдвоем всегда легче». Внезапно я согласился и даже сразу встал с кровати – мысль о решительном и сокрушительном маневре в строго определенном направлении показалась мне упоительнее стакана холодной воды!
Мы надевали брюки.
Комната теперь наполнилась конкретными, Целенаправленными действиями, которые, однако, начавшись со скуки, от безделья, из прихоти, отдавали каким-то кретинизмом.
Задание было не из легких.
Стрелка не указывала на что-либо в нашей Комнате, это сразу бросалось в глаза, поэтому необходимо было протянуть ее сквозь стену и определить, не направлена ли она на что-либо в коридоре, а затем из коридора с максимальной точностью перенести эту линию в сад, что требовало довольно сложных манипуляций, с которыми он действительно не смог бы справиться без моей помощи. Я спустился в сад и прихватил из сеней грабли, чтобы их черенком отметить на газоне линию, соответствующую той, которую Фукс обозначал из окошка лестничной площадки с помощью швабры. Время шло к пяти – раскаленный гравий, сохнущая трава вокруг молодых деревьев без тени – это было внизу, а вверху – белые коконы облаков, огромных и круглых в беспощадной голубизне. Дом следил за мной двумя рядами окон первого и второго этажей – стекла окон блестели на солнце…
А не следило ли за мной одно из окон взглядом человечьим? Судя по тишине – они еще предавались послеполуденной дреме, но нельзя исключать и того, что кто-то за окном следит за нами – Леон? Кубышка? Катася? – вполне возможно, что именно этот соглядатай и прокрался в нашу комнату, наверное, на рассвете, и нацарапал линию, образующую стрелку, – зачем? Чтобы подшутить? Пошалить? Или подсказать нам что-то? Нет, вздор, бессмыслица! Так-то оно так, но только бессмыслица – это палка о двух концах, и если мы с Фуксом с другого конца этой бессмыслицы действовали совершенно осмысленно, – то и мне, при всей увлеченности самим процессом труда, приходилось, однако (если я не хотел выдать наши планы), считаться с тем, что за мной могут наблюдать, притаившись за одним из этих окон с мучительно и ослепительно блестевшими стеклами.
Я, следовательно, учитывал такую возможность. И взгляд Фукса, направленный на меня сверху, оказывал мне содействие. Чтобы не возбуждать подозрений, двигался я очень осторожно и продуманно, сначала прошелся граблями по газону, а потом, как бы изнемогая от жары, бросил грабли, придав им незаметно ногой нужное направление. Эти предосторожности делали мое сотрудничество с Фуксом более тесным, чем это входило в мои намерения, я потел здесь почти как его раб. В конце концов мы установили направление стрелки – линия тянулась до самого сарая с инструментами, туда, где участок заканчивался стеной, а сад переходил в пустырь, частично забросанный обломками кирпичей и разным мусором. Мы медленно продвигались в ту сторону, иногда сворачивая будто бы для того, чтобы поближе рассмотреть цветы и травы, иногда останавливаясь как бы для беседы и оживленной жестикуляции, но при этом, чтобы не упустить чего-нибудь важного, мы внимательнейшим образом все осматривали. От грядки к грядке, от веточки к камешку, с опущенными глазами, сверлящими землю, которая демонстрировала нам себя, серую, желтоватую, темно-бурую, унылую, причудливую, сонную, монотонную, пустынную, но твердую. Я отер пот с лица. Пустая трата времени, и только!
Мы находились вблизи стены… но тут и остановились в полной беспомощности… преодолеть оставшиеся десять метров показалось нам делом трудным, слишком рискованным! До этого наша экспедиция по саду под взглядами окон была относительно легкой – каких-то сто метров по равнине, – но и сложной своей скрытой сложностью, которая превращала ее почти в восхождение, – и вот теперь сложность все более крутого и головокружительного маршрута резко возросла, мы как бы подбирались к вершине. Какая высота! Он присел на корточки, делая вид, что рассматривает червяка, и вот так, на корточках, будто бы вслед за червяком, и добрался до стены; я свернул в сторону, чтобы, попетляв, присоединиться к нему окольным путем. Мы оказались у стены, на самом конце участка, в углу за сараем.