Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ)

– Я не владею навыками… Я не умею танцевать, Джим.

– Это не сложно, просто расслабься. – Вторая его рука ребром ладони гладит щёку Спока.

Кирк почти прижимает его к себе, оставляя лишь пространство для шага, кладёт одну руку вулканца себе на плечо, переплетается пальцами со второй, свободной.

Это и вправду не особенно сложно, когда у тебя есть чувство ритма и ментальная связь с партнёром. Он шагает на тебя – ты делаешь шаг назад. Он шагает назад – ты шагаешь вперёд. Он кружит, и ты подчиняешься его движениям. Непривычный без значка Звёздного флота на груди, с влюблёнными голубыми глазами, и волосами, будто выгоревшими на солнце.

Вслушаться. Тонкая линия их связи сейчас слишком ощутима. Пройдут годы, она станет прочнее, это неизбежно; пройдут годы, похожие на этот танец, когда они будут всё неуловимее и легче подстраиваться друг под друга, под каждое движение, мысль и эмоцию; годы среди звёзд.

Спок смотрит на своего Джима, прикрывшего глаза и беззвучно отсчитывающего шаги. Чувствует его и считает вместе с ним: раз, два, три…

И если они выживут в космосе, однажды нить всё равно оборвётся. Человеческая жизнь в сравнении с жизнью вулканца коротка; Джим уйдёт во тьму и заберёт с собой и большую часть его, оставив другую часть в живой с виду телесной оболочке. А он будет жить, он видел своё будущее отражение, с тлеющей внутри памятью о своём капитане по соседству с пустотой.

Как же тяжело принять это – осознание его хрупкости, человеческой хрупкости, мимолётности сегодняшнего вечера; и необходимо, потому что каждое такое мгновение нужно ценить и проживать полностью, до конца.

Спок нарушает ритм танца, прижимаясь ближе, скользит руками по плечам Джима, касается лбом его лба.

– T’hy’la, – тихо.

– Муж, – вторит он вполголоса, улыбается. – Я твой муж.

Притягивает к себе за поясницу – танцевать так невозможно, они останавливаются. Горячие ладони Джима скользят по спине выше.

– Я не могу поставить тебя выше долга, Спок. Но выше тебя только долг. Ничто больше.

Спок едва заметно кивает.

– Да. Так и должно быть.

Он тянется пальцами к губам Джима – поцеловать, но позади на кровати громко пищит коммуникатор. С запозданием на долю секунды – второй, с тумбочки. С корабля, больше ниоткуда вызывать их двоих сразу не стали бы.

Пашку зацепила тема вулканского досуга.

– Они же странные, – он позволяет себя вести за руку и не затыкается. А под его воротником, если знать, куда смотреть, можно разглядеть засос. – Кто их знает, чем они развлекаются? Особенно в неформальной обстановке. Какао, зелёные бобы с Медузы, сушёные центаврийские червяки…

– Вот про эту гадость только не надо, – МакКой фыркает. – Я подозреваю вообще, что они все извращенцы. Но увидеть бы хоть раз нашего старпома бухим. Интересно же.

– Ага, ага.

Пашка вытаскивает руку из захвата, забегает вперёд и теперь идёт спиной вперёд. Любит он это небезопасное дело.

– Бухой Сулу много говорит о шпагах, различиях ковки… всякая такая чушь. А вот – коммандер? Если вспомнить, что алкоголь освобождает сознание, а вулканцы те ещё тихушники…

– О том, как… – Боунс чуть не ляпнул «дерёт капитана и в каких позах», но вовремя прикусил язык. Нет, всё-таки это уже как-то личное. – О том, как однажды ошибся в процентном вычислении какой-нибудь там интенсивности излучения. На целую одну сотую процента.

– И теперь это преследует его в кошмарах, да?

У Пашки сияют глаза. Улыбка широкая-широкая, а из-за того, что он не видит, куда идёт, Боунсу периодически приходится «корректировать» его курс. Один раз вообще – поймать за руку, чтобы он не врезался в какого-то бугая (почему вот Пашке вообще «везёт» на всяких, чёрт возьми, бугаёв?).

– В самых страшных и гнусных кошмарах, – добавляет недовольно, притягивая за руку его ближе к себе. К счастью, за очередной колонной нарисовалось пустое кресло, куда можно было плюхнуться. – В этих кошмарах он раз за разом ошибается в вычислениях и ничего не может с этим поделать.

– Мне один раз снилось, что я ошибся в вычислениях… Но это не кошмар был.

Он усаживается на подлокотник кресла, обнимая Боунса за шею.

– А вот если это ему снится, то всё, атас. Он же за сотую процента убивать готов. Или это…

Пашка понижает голос до интимного шёпота и, на ухо:

– Больная тема?

– А вдруг после шоколада выговорится, и легче станет? – тоже в качестве гипотезы отвечает Боунс. Впрочем, размышлять на тему скрытых страхов и комплексов коммандера не тянет. Тянет целовать весёлого и слегка хмельного Пашку. Тянет обхватить его и стянуть себе на колени с подлокотника. Обнять крепче. Зарыться пальцами в кудряхи, как он полюбил уже делать.

– Тогда это должна быть приватная беседа, чтобы вместо одного комплекса другого не появилось.

Пашка треплет его волосы, отлепляется от уха.

– Так что, друг мой Боунс, мы об этом никогда не узнаем. Хочешь, русским матерным chastuchka научу?