Коснуться мира твоего

Хани держали в каком-то квадрате месяцами, но, к счастью для меня, оказались настолько глупы, что не казнили ее сразу. Решив, что они изолировали червоточину, не учли того факта, что семена, которые она успела посадить, уже дали свои ростки. Сам раскол внутри Государства тоже сыграл нам на руку – те его представители, которые не захотели вооружиться одной лишь верой в Отца, допустили утечку информации среди населения. Когда началась паника, то Хани уже стала важным элементом, чтобы урегулировать конфликт. Охотники освободили ее, охраняли – для них она стала таким же козырем, как для нас Закари. И все равно кровопролития не избежали – их и без того немногочисленное население в итоге разделилось на два непримиримых лагеря. Но и тут они умудрились пришпандорить свою религию, провозглашая друг друга отступниками и еретиками. Эта мысль мне показалась самой смешной – все они верили в одного и того же Отца, но теперь трактовали его Слово по-разному. Сторонники Хани вопили, что Отец даровал им шанс проявить себя – не как кучка эгоистов, а как часть всего человечества, даже подтверждения в его Учении нашли. А их противники так же яростно голосили, что Отец предлагает им выбор – умереть праведниками или перейти на сторону развратных и грешных обезьян. И тоже парочка цитат в придачу. Крысоеды умудрились истребить часть и тех, и других в доказательство каждой из этих мыслей. Если бы их Отец существовал, то он должен был ухахатываться от такого мракобесия. К счастью, в борьбе идеологий победили те, у кого в руках было оружие. Поэтому двери и открылись изнутри.

Когда это произошло, я сначала замер, не поверив в то, что долгожданный скрип окажется таким тихим и скромным, словно не он оповещал о начале новой эпохи. Я сидел на Шо, с одной стороны от которого стояла моя матушка, а с другой – Закари. И первым к нам вышел мой старый знакомый – охотник по имени Хоакин. Позже выяснилось, что именно он и стоял во главе восстания, он и будет выражать интересы своего народа. Гораздо позже я этому очень обрадовался, опасаясь, что они изберут своим Главой мою Хани – и тогда у нее может не остаться времени на меня.

А вслед за Хоакином начали выходить все остальные – сначала охотники, потом солдаты внешней заставы, за ними и остальные, кому посчастливилось дожить до этого дня. Они держали в руках оружие, но, чего уж греха таить, мы тоже держали. Мирных жителей можно было сразу заметить по тому, как они щурятся от летнего солнца и вздрагивают от любого порыва ветерка.

Закари неожиданно бросился вперед и судорожно сжал в своих могучих объятиях мужчину и женщину. Та самая нестандартная семья, о которой я много наслышан, и которые теперь не могли сдержать слез от встречи с сыном. Отец его, едва отойдя от первой радости, вспомнил и о своем волнении:

– Закари… Мы не уверены… Да и никто из нас до сих пор не уверен в том, что мы поступили верно. Обезьяны… они ведь отрезали тебе пальцы!

Закари повернулся ко мне и произнес отчетливо:

– Ага. Вот он и отрезал.

Я просто пожал плечами. Справедливости ради, на моем счету только один его палец. Да и когда это было, чего теперь вспоминать?

Эти трое сами разберутся, а я вглядывался в лица всех, кто выходил дальше, надеясь отыскать то единственное, которое меня интересовало. Вперед выступил мужчина – очень импозантный, но в каком-то длинном черном платье, которое здорово уменьшало степень его импозантности. Он вел себя смело и уверенно, огласив округу сочным басом:

– Обезьяны, вам проще убить меня, чем надеяться, что я когда-то приму вашу сторону.

Я поднял арбалет – ну раз человек просит, как же не подсобить? Но матушка остановила меня жестом и покачала головой. Возможно, она и права – вряд ли убийство одного из них, причем заметно значимого, поспособствует хорошему настроению. Его придется оставить в живых, а потом столкнуться с тем, что именно он станет во главе тех, кого принудили к этому решению. Но пожинать плоды нам придется после того, как эти самые плоды появятся.

А вот и… Я соскочил с Шо и бросился ей навстречу. Бледная – такая же, как когда она впервые вышла из подземелья, хромает гораздо сильнее, чем раньше… Она сразу же увидела меня и замерла, позволив наконец-то прижать ее к себе.

– Разве я тебя так надолго отпускал, а?

– А разве я должна у тебя отпрашиваться, чтобы навестить свою семью… на каких-то там пять месяцев?

– В следующий раз пойдем навещать твою семью вместе. А то мне в последние дни затосковалось без твоей пересоленной похлебки.

– Я тоже по тебе скучала.

За ее спиной стояли две молодые девушки, держащиеся за руки. Они так сильно тряслись, что я мог бы начать беспокоиться об их нервной системе. Но пусть они лучше беспокоятся друг за друга… Присмотрелся – и непонятно с чего тут же уверился в том, что одна из них – та, что пониже ростом и с широким носом – и есть Зельмина. Та самая, которая хотела когда-то создать семью с моей Хани! Я зыркнул в ее сторону, чтобы четко обозначить свою территорию, но она от этого только затряслась еще сильнее.