«Господи, — подумал Мещеряков, — уж не отравились ли они моими грибами? Не в больнице ли они? А министр, а главком ВВС — они тоже ели грибы!»
Мещеряков тут же позвонил в приемную министра. Секретарь ответила, что Петр Васильевич с утра еще не был в министерстве. То же самое ответил и адъютант главкома.
Когда Мещеряков рассказал о своих опасениях товарищам, то один сказал:
— Ну, Мещеряков, теперь тебя НАТО высшим орденом наградит!
— Нет. Каждая страна, входящая в НАТО, даст тебе по высшему своему ордену, И есть за что — одним бидоном грибов вывел из строя и руководство ОКБ, и министерства, и командование ВВС, — засмеялся другой.
— Да никакой бомбой и ракетой невозможно достичь того, чего он своими грибами достиг, — подначил третий.
— Так я же сам грибы ел — и здоров, — пытался возражать Мещеряков.
В эту минуту зазвонил телефон. Говорил Архангельский. Ему потребовалась какая-то справка.
— Откуда он говорил? — удивился Мещеряков.
— Из Совмина.
И тут Мещерякова прямо как током ударило. Ну конечно, у него из головы выпало, что на следующий день и руководители ОКБ, и министр, и главком должны были докладывать о прошедших испытаниях заместителю Председателя Совета Министров. И естественно, все там сейчас и находятся.
А историю с грибочками со смехом уже много лет вспоминают старожилы ОКБ.
Объем работы ОКБ в 60-е годы стремительно возрастал. Приходилось не только создавать новые машины, но и вести наблюдение за эксплуатацией уже существующего парка самолетов, как боевых, так и Аэрофлота. Причем парк Аэрофлота нуждался в пристальном внимании еще и потому, что там и Ту-104, и Ту-134, и Ту-154 эксплуатировались куда интенсивней, чем военные самолеты, и летали там сотни машин. Так что на коллектив ОКБ ложилась очень большая нагрузка, которой, впрочем, все были рады ведь она свидетельствовала об огромном вкладе, вносимом коллективом и в дело обороны страны, и в ее экономику.
В нашей стране принято обозначать самолеты по фамилии руководителя тех конструкторских коллективов, где они были созданы: Ту, Ил, МиГ и т. д. Сейчас уже нет среди нас ни Андрея Николаевича Туполева, ни Сергея Владимировича Ильюшина, ни Артема Ивановича Микояна и еще многих других, чей гений рождал советскую авиацию. Их память увековечена в том, что их имена носят организованные ими ОКБ и самолеты, созданные этими ОКБ. И это, безусловно, справедливо.
Но одновременно следует сознавать, что все эти генеральные конструкторы, прежде всего, руководили огромным коллективом инженеров, которые непосредственно и создавали самолеты.
Если на заре своей инженерной деятельности в кружке у Жуковского Туполев и Архангельский сами могли рассчитать аэроплан, исследовать его модель в аэродинамической трубе, сделать чертежи, а потом лично принять участие в постройке самолета и, таким образом, считать себя единственными творцами своей машины, то это могло быть, только пока они были еще молоды.
А когда они начали набирать возраст, то вместе с ними взрослела и авиация. Самолеты все более и более усложнялись — и конструктивно и технологически. И чем сложнее они становились, тем меньше мог руководитель ОКБ выступать как конструктор, и тем больше возрастала его роль как организатора. А кто же тогда конструировал машину? Сначала десятки, а потом сотни и тысячи инженеров, объединенные в коллектив, в содружестве с научно-исследовательскими институтами создают машину. Ибо такую сложную машину, как современный реактивный самолет, да еще такой, которым восхищается весь мир, в одиночку создать невозможно, даже если у генерального будет семь пядей во лбу.
Коллективом ОКБ с момента его рождения руководил Туполев со своими ближайшими помощниками. Это — мозговой центр А душа коллектива — это партийная организация. И можно смело сказать, что многолетний успех туполевских самолетов — прямой результат усилий партийной организации ОКБ и опытного завода, именуемого по принятой в авиапромышленности терминологии предприятием, которое за свою славную историю удостоено двух орденов Ленина и ордена Октябрьской Революции.
Вот интереснейший документ о рождении парторганизации туполевского предприятия.