Кость от костей

Следы обнаружились повсюду, и Мэтти испугалась. Что, если снега выпадет немного или снегопад вовсе не начнется? В воздухе кружились ленивые хлопья, но их явно было недостаточно, чтобы замести следы, которые пересекали поляну крест-накрест и огибали дом.

Мэтти подошла к окну спальни и проверила, что за домом тоже никого нет. Чужаков она там не увидела. Пошли ли они тем же путем, что явились сюда, или выбрали другой маршрут? Этого она знать не могла и узнала бы, только если пошла бы по их следам. Но Мэтти не хотела идти по их следам. Она не хотела иметь с ними ничего общего.

«Не хочу иметь с ними ничего общего», – повторила она про себя, словно пыталась себя в чем-то убедить. Мэтти отчасти не понимала, почему не ушла с ними. Так было бы проще всего сбежать из ада этой хижины.

Ты знаешь почему. Потому что сама ты можешь рисковать, но несправедливо подвергать риску окружающих.

Нет, ее изначальный план по-прежнему казался ей лучшим – сначала поправиться, набраться сил и ускользнуть под покровом ночи, исчезнуть, пока Уильям не успел понять, что случилось. А о Си Пи и Гриффине лучше забыть. Она пыталась их предупредить и спасти. Быть может, зверь и не обрушит на них свою ярость; быть может, они выживут. Это от нее не зависит.

Почему Гриффин повторяет, что видел меня раньше?

Мэтти задумалась, могли ли они встречаться в той, прежней жизни. Но даже если встречались… она была совсем маленькой, когда Уильям забрал ее на гору и Мэтти стала жить с ним. После стольких лет Гриффин едва ли мог узнать ее, а из ее обрывочной памяти вряд ли удастся извлечь воспоминание о каком-то мальчике.

Знаю ли я тебя, Гриффин?

Она не помнила мальчиков; не припоминала никаких других детей, кроме Хезер.

Мэтти встрепенулась, поняв, что все еще стоит у окна и витает в облаках. А тем временем повалил снег. На горе так бывало: никакого снега, и вдруг его нападает столько, что глазам не верится.

Мэтти вспомнила, как они с Хезер стояли у окна, прижав к стеклу ладони и носы, и думали, отменят ли школу из-за снегопада.

– Снегопад – школьник рад, – пробормотала Мэтти.

Иногда они смотрели, как с неба падают редкие хлопья; их было недостаточно, чтобы нарушить движение автобусов. Бывало, синоптик предсказывал наутро снег, а снегопад не начинался вовремя, и приходилось идти в школу. Девочки бежали к окну спальни, надеясь обнаружить за ним настоящий буран, а видели чистый тротуар, яркое солнце и никакого снега. Приходилось тащиться вниз; каблучки ботинок стучали по деревянным ступеням; тела становились словно резиновыми, и голоса звучали под стать.

«Ну почему-у-у-у, почему-у-у-у надо идти в школу?»

Мать говорила, что им просто не повезло и такова жизнь. Мэтти помнила это, но в своих воспоминаниях не слышала голос матери, как слышала свой и Хезер.

Почему я не помню маму?

Вокруг хижины снег валил густой пеленой. Он быстро засы́пал отметины зверя и отчетливые следы чужаков, вторгшихся в горное убежище Уильяма. Мэтти понимала, как повезло этим парням, что ее мужа не оказалось здесь. Он бы не стал притворяться, будто никого нет дома, а погнался бы за ними с винтовкой.

Ты все еще мышка, а не сокол, дорогая моя.

Она не стала обращать внимания на этот голос, который, кажется, принадлежал Саманте. Та никогда не боялась; ей легко было проявлять бесстрашие. Она никогда не теряла часть себя на дне глубокого колодца.

– Но я пытаюсь, – прошептала Мэтти и отвернулась от окна. – Пытаюсь.

Она заварила чай и отрезала кусок хлеба. Хотела незаметно взять и немного масла, самую малость, но Уильям наверняка запомнил точную форму и размер куска в масленке.

Когда-нибудь она сбежит от него и сможет есть все, что захочет. Мэтти будет есть, пока желудок не растянется, пока она не почувствует, что не может пошевелиться.

Тогда я съем…

Тут ее мысли наткнулись на преграду, поскольку она не представляла, что́ бы хотела съесть. Мэтти знала только ту пищу, которую ели они с Уильямом: рагу из пойманной в лесу дичи, рыбу, жаренную на сковороде, овощи с огорода. Они все выращивали или добывали своими руками, кроме масла, яиц и молока, которые муж покупал в городе. Он говорил, что кур разводить слишком хлопотно и курятник привлечет чересчур много внимания.

Мэтти всегда ему верила – верила всему, что он говорил, – но теперь поняла: Уильям говорил правду. Куры шумели, особенно петухи, и могли привлечь внимание любого проходившего мимо человека, не заметившего знаки «частная собственность», о которых говорили Си Пи и Гриффин.