Кость от костей

– В Ящике сидят плохие девочки, которые пытаются сбежать, – пробормотала она. Голос ее звучал словно издалека. – Поначалу я все время пыталась сбежать, и ему пришлось посадить меня в Ящик, чтобы я научилась быть хорошей, слушаться и подчиняться.

Мэтти как в тумане подошла к ковру. Си Пи отодвинул стул и последовал за ней. Она ощутила его неуверенность. Парень не знал, что делать и как реагировать. Мэтти отогнула ковер, под которым обнаружился люк. Она потянула за кольцо, и люк открылся.

Внизу оказался узкий длинный деревянный погреб, похожий на гроб. Он много лет простоял без дела и весь запылился, в углах висели остатки паутины и добыча пауков – пустые оболочки мертвых насекомых.

– Он сажал тебя туда? – У Си Пи был такой голос, словно его снова затошнило. – И оставлял там?

– Да. Когда я плохо себя вела.

– Ты не вела себя плохо. Ты была маленькой девочкой, боялась и хотела домой.

В его голосе слышался гнев, но Мэтти уже не боялась его гнева, как раньше. Его гнев больше не мог ее обидеть. Она снова улетела далеко в своих мыслях, туда, где была в безопасности, где не надо было думать о люке, закрывающемся над головой.

– Слушай, – окликнул ее Си Пи и легонько постучал пальцем по ее плечу. – Ты не была плохой. Ты всего этого не заслужила. Никто не заслуживает такого обращения, кроме, пожалуй, самого этого психа. Хотел бы я посмотреть, как бы ему понравилось, если бы его самого заперли в деревянном ящике.

В этот момент что-то еще внутри Мэтти сломалось, и страх и боль, копившиеся так давно, что она даже не помнила, прорвались наружу приливной волной:

– Я просто хотела домой! Хотела вернуться домой к маме и Хезер. Уильям сказал, что мама отдала ему меня навсегда, что я должна навсегда с ним остаться и теперь ему принадлежу, но я ему не поверила. Я просто хотела домой.

Мэтти заплакала, как не плакала еще ни разу в жизни; казалось, слезы никогда не прекратятся. Она обняла колени и накрыла голову руками; в носу стоял затхлый запах Ящика. Она чувствовала на себе взгляд чужого ей человека, но ничего не могла поделать, чтобы остановить поток горя.

Прошло немало времени, и наконец Мэтти выплакала все слезы и почувствовала себя обессиленной. Она выпрямилась. Си Пи не смотрел на нее, точно стыдился, что стал свидетелем ее срыва.

– Давай закроем люк, – предложил он. – Не нужно на это смотреть.

Он закрыл люк и подтянул сверху коврик, а Мэтти смотрела на него и ощущала пустоту и шок.

– Надо уходить, – проговорил Си Пи. – Спустимся с этой проклятой горы и никогда не вернемся. Давай, соберись. Возьмем кое-какие припасы и подумаем, как вытащить Джен. Я пойду поищу сани, о которых ты говорила.

Он встал и протянул ей руку. Она медлила: внутренний голос все еще твердил, что Уильям разозлится и она не должна говорить с незнакомыми мужчинами. Но она заглушила его, прогнала подальше, где его было неслышно. Мышки Мэтти больше не существовало. Самантой она пока тоже не стала; застряла где-то посередине между ними.

Она взяла Си Пи за руку и твердо встала на ноги.

Глава семнадцатая

Пока Си Пи был на улице, Мэтти пошла проверить Джен. Та еще спала и дышала поверхностно, но совсем не пошевелилась, когда Мэтти коснулась ее лба и потрясла ее за плечо. Если бы Джен просто повредила ногу, она не чувствовала бы себя так; с ней явно случилось что-то более серьезное, но что – Мэтти не знала. Она ничего не знала о болезнях и человеческом организме. Это ей самой обычно требовалась медицинская помощь, особенно после потери детей. Уильям всегда за ней ухаживал.

Она подошла к шкафу, достала брюки и тяжелый свитер и переоделась в них. Теперь она по крайней мере не будет тормозить своих спутников из-за своих юбок.

Волосы выбились из косы и мешали одеваться – Мэтти расчесывала и заплетала их больше суток назад. Расчесываться было некогда – это было очень долго, и она с трудом могла справиться со своими волосами самостоятельно. Обычно за ними ухаживал Уильям. С его стороны это была практически единственная ласка. Он любил сидеть у огня, а ее сажать перед собой и аккуратно расчесывать ее волосы до пояса, пока те не начинали блестеть. Он называл ее своей маленькой Рапунцель, принцессой в башне.

Внезапно Мэтти ощутила глубокое отвращение. Уильям любил ее длинные волосы. Он хотел, чтобы жена отрастила их как можно длиннее и никогда не стригла, потому что она была его куклой, с которой можно было обращаться как ему вздумается; куклой, с которой он мог играть, как хотел, и ломать, если ему так пожелалось. Куклой, которая двигалась и говорила лишь по его велению.

Мэтти выбежала из спальни и подлетела к кухонному столу. Там лежал очень острый нож, которым она резала морковь, картошку и оленину. Теперь ей показалось странным, что Уильям разрешил ей пользоваться таким острым предметом. Не боялся, наверно, что она попытается его убить.

А ведь Мэтти могла его убить. Много раз у нее была такая возможность. Ночью он спал крепко. Она могла бы перерезать ему горло, и он ничего поделать бы не смог. Может, даже и не проснулся бы.