Кость со стола

– В следующую разведку вы, капрал, отправитесь на остров Париса. (Ну, это наша милая шутница, доктор Сесилия Боэль, его так назвала. Потому что уж больно сверху напоминает профиль какого-то там древне-греческого красавца.) А расположен этот остров на озере, в самом центре местной Евразии.

Вот и посмотрим, смогли ли туда добраться наши неизвестные, но коварные враги со своими болезнями и ядами!

А сейчас – свободны на двое суток. Даю вам дополнительный выходной. А, да: зайдите в кассу, там вам выписана премия.

За проявленную сообразительность и… Исключительную храбрость!

Добрались ли враги до острова Париса, Джону предстояло узнать в следующую рабочую смену. Поэтому он воспользовался предоставленным ему двухдневным отдыхом, чтоб действительно – «отметить» своё новое внеочередное воинское звание.

Потому что тянуть с этим – во-первых смысла не видел, а во-вторых – «не соответствует традициям Подразделения!»

«Отмечание» происходило в баре Подразделения, который в собственно бар превращался после восьми вечера, успешно выполнив основную функцию – воинской столовой. И оно ничем не отличалось, в принципе, от тех восьми застолий, в которых Джон успел за время службы поучаствовать. Пить на таких мероприятиях полагалось неумеренно, а есть – исключительно для того, чтоб не пить натощак. И, само-собой, чтоб не пачкать ещё и блевотиной полы помещения, когда начнётся драка.

А без доброй драки действительно никогда не обходилось. Обычно её начинали те, кто зубоскалил над «отмечавшим» подразделением: как давно понял Джон, частично – из зависти, а частично – в силу тех же традиций.

Если воинское подразделение долгое время не участвует в боевых действиях – ему так или иначе надо дать выход накопившейся агрессии!

А заодно и полечиться от… скуки!

Приколы, разумеется, прозвучали, и драка, разумеется, состоялась.

На этот раз, правда, имелись два основных отличия от «стандартной процедуры»: платил за всё выпитое Джон. И ещё – как-то подозрительно быстро накачавшийся сержант Трибунстон успел высказать Джону ту немудреную мысль, что капрал Шипперс ему никогда не нравился: «он же, скотина волосатая, карьерист, и тупица, ну, ты же понимаешь, что я хочу сказать?!»

Джон, разумеется из слезливых объятий сержанта выбраться не спешил, и на все то ли действительно пьяные, то ли – провокационные (чтоб послушать, не выболтает ли новоиспечённый капрал чего стратегически важного про себя!) откровения, только кивал и поддакивал, что на некоторое время спасло его от участия в уже начавшейся драке.

Но когда кто-то из соседнего взвода приложил стулом рядовому Омуро из их отделения, и тот грохнулся прямо на их столик, не вытерпел и сержант: с криком «Ах ты ж гад! Наших – бить?!» он сделал разошедшемуся не на шутку трезвому, и поэтому особенно сердитому блондинчику ловкую подсечку, после чего оседлал упавшего мужчину, и принялся вколачивать в «наглую рожу» подобающую манеру поведения по отношению к их взводу.

Джон к этому моменту уже успел сам нанести с десяток ударов и увернуться от пары летающих по залу стульев, не говоря уже о получить и в «торец», и в рёбра, и даже пинка в зад. И взаимоприятная драка оказалась уже в полном разгаре, когда в помещение бара вломился вызванный барменом дежурный патруль.

Всех разгорячённых драчунов – что «отмечавших», что не отмечавших – «успокоили» электрошокерами, сетями, и аэрозолями. После чего препроводили на полковую гауптвахту, где рассовали по одиночкам (во избежание продолжения приятного времяпрепровождения) клетушек-конур. Где на жёстких голых нарах порезвившимся и сбросившим стресс с помощью традиционного махания кулаками военнослужащим предстояла ночь «холодной», (Однако – не ниже плюс пятнадцати! Чтоб, стало быть, не простудились!) и утренний разбор на полковом суде. С не менее традиционными наказаниями – то есть, нарядами на кухню и вычетами из зарплат. За нарушение соответствующих подпунктов Воинского Устава, и на компенсацию бару за порчу его казённого имущества.

Но если честно – никто никого никогда особенно сильно не наказывал.

Потому что начальство и само всё отлично понимало. И учитывало предписания штатных психологов. Для этого на крейсере и базировался помимо бара и штатный бордель. С вольнонаёмными профессионалками. Которые каждый год сменялись – во избежание, так сказать, никому не нужных «длительных», или «серьёзных» отношений.

Полёживая на нарах, Джон думал, что ему повезло: он озаботился заранее пройти за перегородку бара-столовой, и там, на камбузе, разжиться куском сала с добрую половину ладони. Сало Джон съел с хлебом и горчицей. И это позволило ему пить как все – то есть, неумеренно, а вот пьянеть – куда медленнее.