Костанътинъ (СИ)

– Я дам Гарри новое имя, веру, место на жительство и прочее. Он будет в любящей его семье, а не в той, что его терпит и совсем не любит, судя по досье, – говорил дальше Брагинский, доставая из папки записку, написанную аккуратным почерком и с официального вида печатью. – Дай! – неожиданно запоздало среагировал Артур. Он узнал печать одного из своих людей и быстро протянул руку, чтобы забрать ее, но Брагинский оказался быстрее. До бумаги было теперь не дотянуться. – Неа, поздно. Я уже прочитал ее. Хочешь зачитаю некоторые места? Так. “...На теле ребенка обнаружены множественные синяки и гематомы. Сам он развит плохо, с трудом говорит, заторможенное развитие...”. Читать дальше? – Нет, все. Хватит! – с яростью согласился Артур, понимая, что Альбус Дамблдор – лжец. Надо с ним серьезно поговорить. Он ведь обещал, что этого мальчика будут любить... Обожать, как круглого сироту. – У него будет кров, большая семья. Своя комната, а не чулан под лестницей. Другая судьба и иное восприятие мира... – глаза Баргинского светились странными огоньками. Артуру на миг пришло в мозг сравнение – так мерцают огоньки на болоте. – Убедил! – проорал Кёркленд уже будучи в ярости. – Замолчи!

Иван мило улыбнулся, осторожно вложил в досье записку, закрыл его и протянул обратно Артуру.

– Я согласен. Как поступим с родственниками? – Сотрем память. А далее... Ты ведь сладишь с кучкой своих подконтрольных магов?

Артур нехотя кивнул. Хоть от исчезновения Гарри Поттера поднимется буря, но она так же быстро и спадет. Да еще и Дамблдор – вечная заноза в заднице...

– У меня есть вопросы, – коротко оборонил Кёркленд, успокаиваясь. Иван чуть склонил голову, приглашая этим жестом Артура обговорить все, что он хочет. – И условия. – Я выслушаю. – У него будет двойное гражданство.

Утвердительный кивок.

– Он приедет в Хогвартс в одиннадцать лет. – Это не проблема. Дальше, – со скучающим видом Иван слушал его речь. – Его счета ты трогать не будешь. – И не собираюсь. Это деньги принадлежат лишь ему, и никому больше, – согласился он. – Ты мелочен, Артур. – Он уничтожит Волан-де-Морта. Это предначертано ему судьбой.

Иван прищурил глаза. Чуть склонил голову набок. Фиолетовые глаза на миг затуманились, а может, Артуру все это только показалось...

– Хорошо. Но и у меня есть условие. Всего одно.

Артур горестно вздохнул:

– Говори. – Он будет выбирать все сам, в том числе, когда станет самостоятельным и взрослым. Я говорю о профессии, о дальнейшем продолжении учебы (если он сам захочет), и о выборе страны, где он захочет проживать до своей смерти. Еще он будет знать, кто у него родители и кто он сам. – Идет, – обреченно проговорил Артур, уже понимая все заранее. – По рукам. – Тогда договор заключен, – русский протянул ему руку. – Надо скрепить принятое рукопожатием. Так принято среди волшебников.

Артур с обреченным видом скрепил рукопожатие. Руку сразу же обожгло: магия скрепила договор. Он поморщился, в отличие от Ивана, который даже не отреагировал на жжение, и отдернул руку.

– Остальное оговорим позже, – Брагинский протянул ему флешку – Артур, с трудом сдерживая злорадство и радость по поводу легко доставшейся ему нефти, да еще и хорошего качества, судя по легкому недовольству, иногда проскальзывавшему тенью по лицу Ивана, вцепился в нее. – Ноутбук в твоем распоряжении. А я немного отдохну. Устал я. – Твоя комната на втором этаже, направо, с цифрой один. – Найду, не заблужусь. Удачного просмотра.

Иван встал, взял кейс и пустую сумку из-под ноутбука и пошел наверх, отдыхать.

Артур сразу же сел за оставленный ему ноутбук. Время не ждет.

За много-много миль отсюда, в доме номер четыре по Тисовой улице, Дурсли снова и снова издевались над Гарри Поттером. Мальчик уже научился терпеть издевки своих родственников, но больная заноза уже была глубоко в сердце. За что его так не любят?

Он видел других детей на улице, хорошо одетых, с игрушками в руках, улыбающихся, и их родителей. Родители обнимали их, говорили им ласковые слова. Покупали мороженное, конфеты...

А у него этого не было.

На вопрос, где его папа и мама, тетя отвечала, что они умерли, а дядя прибавлял, что погибли в автокатастрофе. А потом громко ругался на Гарри за заданный им вопрос. Иногда давал затрещину.

Нечасто, но Дурсль напивался до чертиков, и тогда, как уже знал Гарри, лучше не попадаться у него на пути. Даже тетя – и та крепко-накрепко запирала дверь.

Тетя не обнимала его, сухо и пренебрежительно разговаривала с ним. Гарри часто чувствовал себя лишним в этом доме. Чувство одиночества день ото дня все усиливалось.

Фотографий его родителей в доме не было. Как и его собственных. Вообще было не заметно, что в доме проживает еще один ребенок помимо первого.