Раш нас встретил почти весело, в очень светлой маленькой гостиной, украшенной живыми цветами — тоже тропическими, розовыми, не знаю, как они зовутся.
— Ваш дом похож на сад, дорогой мессир Раш, — сказала Виллемина. — Удивительно видеть эти цветы, когда за окном снег.
— Как раз в эту-то пору они и цветут, прекрасная государыня, — сказал Раш. — Моя жена очень любит их.
— Эти цветы, зорецветники, привозят с Чёрного Юга корневищами, — улыбнулась Гелида. Усталое же лицо у неё было… но она улыбалась очень приветливо. — Я сама сажаю их, государыня. В почву непременно нужно добавить немного углей и золы — тогда они цветут особенно пышно.
— Вы геройски держитесь, леди, — сказала я. — Вам хоть немного легче?
И у неё взгляд тут же стал отчаянным — но дама опытная, в руки себя взяла быстро:
— Они живы, чего ж ещё желать… Могло быть много хуже, леди Карла.
— Мы привезли подарки раненым, — сказала Виллемина. — Быть может, дорогие хозяева позволят их увидеть?
— Дочь у себя в будуаре, — сказал Раш и чуть улыбнулся. — А сын в библиотеке. Мессир Сейл запретил ему напрягать зрение, но он настаивает. Уверяет, что ему нестерпимо скучно терять время.
— Сын? — ну случайно у меня вырвалось. У Вильмы-то был такой вид, будто её это ни чуточки не удивило.
Раш улыбнулся заметнее:
— Некромант в доме Одинокого Утёса — это непривычно звучит, леди Карла? Впрямь удивительно, но если уж Вседержитель в неизбывной милости своей посылает мне сына с Даром, то кто я такой, чтобы оба эти дара не принять? Если бы дети ещё не страдали так…
Мне просто обнять его хотелось за эти слова.
Гелида нас проводила.
Мельда полулежала в постели, одетая в домашний капот и прикрытая пледом, очень бледная и с синяками под глазами. У неё глаза наполнились слезами, когда она нас увидела.
— Простите, государыня, — сказала она. — Мне так жаль, что я не могу встретить вас, как подобает хозяйке дома… Я рада вас видеть, леди Карла. Я знаю, что вы помогли моему отцу…
— Это мне жаль, что я пока не могу пригласить вас к себе, дорогая леди Мельда, — сказала Вильма.
— Ещё пригласишь, — сказала я. — У нас уже серьёзный опыт, мы сделаем Мельде такую ножку, что она танцевать будет.
Мельда печально улыбнулась:
— Жейнар рассказывал о юноше-некроманте с искусственными руками. Но у меня Дара нет, я буду на костылях, на деревяшке, как старый пират из романа. Попрошу маменьку выписать с Чёрного Юга говорящую райскую птицу, чтобы она поминала морских демонов и требовала рому…
— Между прочим, он прав, — сказала я. — Нога — это здорово проще, чем руки, чтобы двигать ногой, и Дара не надо. Серьёзно. Увидите, Мельда. Мы вообще многое умеем так-то. Ведь от микстуры Ольгера вам стало легче?
— О да! — Мельда даже чуть оживилась. — Мессир Ольгер сказал, что это не наркотик, что этот эликсир отодвинет боль от меня… и впрямь, леди Карла, мне снилось, что боль, как красный колючий зверь, сидит у моей ноги, скалится, но не смеет напасть. Мне и сейчас кажется, что она подкарауливает поблизости… но я отвлекаю себя.
Она показала ткань, натянутую на пяльцы, — с вышитыми розовыми цветами в голубом снегу.
— А я привезла вам образцов для вышивки, дорогая, — сказала Виллемина и положила книгу на одеяло.
У Мельды расширились глаза:
— Это «Цветы и листвие для света сердечного»? Государыня, ей ведь уже лет пятьсот! Это наалтарные вышивки, седая древность, я о таком только слышала… Невероятно! Я так благодарна!
Виллемина улыбнулась:
— Вот и я слышала, что вы любите реставрировать старые покровы и наалтарные покрывала, дорогая.
Мне показалось, что Мельда на секунду вообще обо всём забыла, кроме этой книги. Это же надо — так любить вышивать! Выше моего понимания.
И тут Тяпка радостно тявкнула. Мы обернулись и увидели Жейнара. Он мою собаку наглаживал и наглаживал — и смотрел на нас одним глазом из бинтов.
Всё лицо у него было в бинтах, шея — в бинтах, шёлковая домашняя рубашка надета поверх бинтов. Волосы торчали между бинтами клочьями, а низ лица был так основательно забинтован, что осталась только щель для рта. Но руки каким-то чудом остались совершенно целыми.
— Живой Жейнар! — закричала я и всех рассмешила.
— Жейнар, дорогой, — сказала Виллемина, — как вы себя чувствуете?
— Почти хорошо, государыня, — сказал Жейнар. — Смеяться вот больно, говорить пока тяжеловато. Но мы с Мельдой обсудили наши боевые раны и решили, что нам, пожалуй, повезло.
— Повезло?! — удивилась Вильма.
— У меня руки-ноги целы, Дар, работать я могу, даже читать, — сказал Жейнар. — А с лица не воду пить. В жизни я такого не видал, чтобы некромант был ослепительным красавцем.
Даже Мельда улыбнулась.
— Вот видите, — сказал Жейнар. — Ножку Мельды очень жаль, зато вся её невозможная красота при ней. Для девушек это страшно важно.
Он подошёл и присел на постель Мельды, а она его обняла.
— Мой братец — дуралей и шут, — сказала Мельда нежно. — Почему-то все, буквально все юноши такие в этом возрасте. А ещё он спас отца — и спас бы всех, если бы те гады не были такими подлыми…
— Цветочки-лепесточки, — сказал Жейнар, тронув обложку книги.