Костер на льду (повесть и рассказы)

Радуясь ее поддержке, я подумал, что и сам бы не смог расстаться со всем, что давно мне стало родным, И хотя меня засыпали вызовами, звонили по телефону, я отказался покинуть Быстрянку.

Не знаю, может быть, моя спортивная биография и замедлилась из-за этого, но ведь в нашей стране мож­но заниматься спортом в любом уголке, где бы ты ни жил. Условия для этого государство создает все. Я вскоре же почувствовал это на себе: в декабре коми­тет физкультуры, смирившись с моим упрямством, выз­вал меня на сбор. На этот раз я столкнулся здесь не с тем желчным человеком, который гордился своим ре­кордом десятилетней давности, а с иными людьми. Мы подружились с тренером спортивной школы молодежи Иваном Ивановичем Кирилиным, пятидесятилетним май­ором в отставке. В прошлом разносторонний спортсмен, он был замечательным воспитателем. В первый же день сбора он пригласил меня к себе домой, и на протяже­нии месяца мы провели немало вечеров за разговорами. Своим участием в моей судьбе он напоминал мне Калиновского.

Кирилин согласился со мной, что рекорды мои боль­шой цены не представляют.

— Тебе просто повезло, Саша,— сказал он.— Я здесь человек новый, как и ты, но успел поинтересоваться, почему так низки все областные рекорды по легкой атлетике. Дело в том, что до войны здесь было поваль­ное увлечение футболом и коньками. Для этого выпи­сывали хороших тренеров и даже привозили спортсме­нов. А вот диском, бегом или прыжками не занимались совсем. Сейчас приходится преодолевать эту беду. Однако с тренерскими кадрами до сих пор плохо. На­стоящего тренера ты и теперь не найдешь. Твое счастье, если попадешь в сборную СССР. Там тебе помогут ра­зобраться в ошибках. А пока будем вскрывать их общи­ми усилиями.

Я не обратил внимания на его последние слова. И только позже, видя, что всем, кроме меня, он дает конкретные задания, я попросил его:

— Иван Иванович, вы не стесняйтесь, указывайте мне на ошибки.

Он задумчиво почесал переносицу, помолчал, потом признался:

— Видишь, Саша, в чем дело. У тебя какой-то непо­нятный стиль, и я боюсь тебя отучить от него, так как он дает неплохие результаты. Я знал до этого два стиля: финский и американский. Финский — размашис­тый. Американский — выход в поворот на кривосогнутых ногах. А у тебя все перемешалось. Да плюс ко все­му этот скачок. Очевидно, какой-то свой стиль полу­чается. Надо просто его разучивать. Давай уж будем искать вместе.

Как-то он заявил:

— Ноги у тебя хороши.

Я возразил, пошутив грустно:

— Вы несколько преувеличиваете, как сказал Марк Твен, когда ему сообщили о его смерти...

Сняв туфлю, я дал потрогать зубья пилы на моей пятке. Осмотрев ее, Кирилин произнес удивленно:

— Так вот ты почему хромаешь, когда утомишься? Как же ты вообще метаешь? Каждому мало-мальски сведущему человеку известно, что работа ног опреде­ляет скорость вращения корпуса, а отсюда и силу за­вершающего броска. Ритм, темп — все зависит от ног.

— Да, я знал это давно, и потому с первых шагов после ранения давал ногам большую нагрузку.

— Ну вот, видишь, значит, прав я, а не ты. Хороши у тебя ноги. Поставь перед собой задачу — и руки, и корпус сделать такими же сильными. Займись-ка штангой.

— Хорошо. Но дома у меня штанги нет.

— Занимайся с гирями, коли дрова.

И он начал давать мне большие нагрузки. Видя, что мне наскучили упражнения со штангой, он велел за­няться прыжками.

— Главное,— говорил он,— чтобы упражнение вы­зывало интерес, не надоедало.

Поэтому он иногда хлопками в ладоши останавливал наши занятия, разбивал нас на команды и заставлял играть в баскетбол или волейбол.

Вечером, разговаривая со мной, он объяснял:

— Это для того, чтобы, получая нагрузку, спортсмен не чувствовал себя утомленным.

На заключительных соревнованиях я улучшил рекор­ды по диску и по ядру и занял первое место по штанге и по прыжкам в высоту.

Возвратившись домой, я получил в подарок от Лады альбом, в котором были наклеены мои портреты и от­четы о соревнованиях.

А весной я уехал в Ялту в составе сборной команды СССР. Рядом с такими знаменитыми метателями, как Отто Григалка, Али Исаев, Александр Канаки, я чув­ствовал себя первоклассником. Мне казалось, что попал я сюда по ошибке. Мое настроение совсем упало, когда тренер, заслуженный мастер спорта, чье имя после рас­сказов Кирилина вызывало у меня благоговение, ска­зал мне:

— Ну, милый мой, ты как необработанная глыба гранита: тесать да шлифовать тебя надо.

Меня даже не обрадовало то, что он назвал меня талантливым.

— Слушай,— сказал он,— ты уж очень надеешься на силу своего рывка и поэтому не полностью исполь­зуешь силу ног. Смотри, как ты отваливаешься влево, когда выпускаешь диск.

Эти конкретные замечания, которых я так ждал от Кирилина, сейчас совершенно вышибли меня из колеи.

А тренер, показывая на разбегающегося с копьем Виктора Алексеева, воспетого только что не в стихах, говорил мне: