Костер на льду (повесть и рассказы)

За поселком простирались луга. Одуряющий запах скошенных трав ударил мне в лицо. Пронзительно стре­котали кузнечики. Прозрачные стрекозы трепетали в знойно струящемся воздухе. Я уселся над канавой и, расстегнув халат, подставил плечи солнцу.

Мне так понравилось это место, что я пришел сюда и на другой день. Горячие лучи и запахи луга размо­рили меня, и я даже задремал и лениво подумал, что долго еще не пойду в госпиталь, черт с ним, с ужином, но вдруг вспомнил, что обещал встретить Иришку перед кино, которое обычно начиналось сразу после ужина. «Зачем мне понадобилось звать ее?— упрекнул я себя.— А, впрочем, разве она не найдет знакомых? Не пойду, пусть смотрит кино без меня». Я лениво перевернулся на спину и полежал так, но потом все-таки заставил себя подняться.

Позже, раскачиваясь на костылях подле госпиталь­ных ворот, я подумал, что надо было побриться. В голо­ве возникла картина: бреющийся Володя перед прихо­дом Лады. Я вздохнул: «Очевидно, ради нее побрился бы и я...»

Однако три девушки в военной форме заставили мое сердце забиться учащенно. Я шагнул навстречу. Иришки среди них не оказалось, хотя, судя по погонам, это были ее подружки. Она появилась вскоре, и я чуть не прозе­вал ее, так как не ожидал, что она будет в шелковом платье. Мне кажется, мы оба несколько смутились, ког­да здоровались. По крайней мере, нам было легче раз­говаривать в тот раз, когда я стоял на земле, а она све­силась ко мне через перила с высоты. В молчании про­шли мы в зал. И здесь она чувствовала себя, видимо,, так же неловко, как я. Мы оба старались занять как. можно меньше места, боясь прикоснуться друг к другу плечом. До половины фильма я почти не видел, что де­лается на экране, и думал, надо взять Иришку за руку или нет. Однако я больше всего боялся показаться ей неопытным мальчишкой, и это вселило в меня реши­тельность.

Пальцы ее вздрогнули и легко сжали мою ладонь. Мы оба замерли от напряжения. Через несколько минут я погладил их — мягкие и горячие, и она ответила мне тем же. Какое уж тут кино! Если еще в первый час мы, хоть и смутно, все же видели кое-какие сцены, мелькав­шие перед нами на экране, то сейчас забыли обо всем на свете, кроме переплетшихся пальцев. Но оказалось, что Иришка владела собой лучше меня. Она каким-то образом умудрилась почувствовать, когда картина кончится, и нежно, но настойчиво высвободила руку.

Когда зажегся свет, Иришка поднялась, стараясь не встречаться со мной взглядом, и, расправляя складки на платье, заговорила о картине преувеличенно громко. Мы так и расстались, боясь посмотреть друг другу в глаза.

Я несколько дней жил воспоминанием о ее мягкой, нежной руке, но что-то меня удерживало от новой встре­чи и заставляло обходить вышку по соседним улицам. Однако куда бы я ни уходил, она отовсюду была видна. Сидя в поле, опустив ноги в прохладу канавы, я не спускал глаз с вышки; спички капризничали в моих ру­ках, ломались, зажигаясь с трудом, папироса трещала от сильных затяжек. С нежностью я смотрел на девичью фигуру в защитной форме, маячащую в голубом небе, и, усмехаясь, говорил себе, что это может быть вовсе и не Иришка — мало ли там дежурит девчонок.

Не знаю, когда бы мы с ней еще встретились, если бы я не увидел ее однажды в нашем зале перед началом кино. Держась за плечи подруги, она весело разгова­ривала с ребятами. Увидев меня, Иришка вспыхнула. Когда я поклонился, она подошла ко мне, оставив по­другу, и смущенно спросила, почему меня не было видно эти дни. Я сказал, что болела нога.

— Бедненький, — произнесла она участливо, и мы первый раз встретились взглядами. И оба смутились.

Она проговорила:

— Я хотела послать вам записку, но вы мне не на­звали даже своего имени.

Я сказал, как меня зовут.

— А вы вспоминали обо мне? — спросила она.

— Все время.

Она незаметно и торопливо пожала мне руку.

По-моему, мы оба только и ждали, когда начнется кино...

Едва выключили свет, как она сама сразу же оты­скала мою руку и прижалась ко мне горячим плечом.

После кино я пошел ее провожать. Мои костыли гулко стучали по деревянным тротуарам. В небе висел желтый серпик луны. Где-то журчал ручей.

Иришка остановилась около низенького темного домика. Лениво тявкнула собака во дворе и звякнула цепью.

В свете луны я увидел бледное Иришкино лицо; тень от ресниц падала на щеки; может, от этого глаза ее казались большими... Я сжал ее лицо ладонями и нелов­ко прикоснулся к нему губами. Она не оттолкнула меня, молча обняла за шею и поцеловала долгим поцелуем, от которого у меня перехватило дыхание. С грохотом упал костыль, и когда я наклонился за ним, Иришка чмокнула меня в висок и побежала.

— Ты куда? — спросил я прерывающимся от волне­ния голосом.

Она остановилась. Закинув руки за голову, поправ­ляя прическу, сказала, смеясь:

— Неужели ты думал, что я здесь живу? У нас тоже казарменное положение. Как и тебе, придется сейчас отчитываться за опоздание. Спокойной ночи!

Она сделала несколько шагов, потом обернулась и сказала:

— Ты возвращайся через окно. Мне тоже девчата откроют.

Я смотрел, как она бежит вдаль по сонной улице.