Очевидно, она и была мне чужой. Иначе эта встреча взволновала бы меня так же, как взволновала весть о том, что Володя получил очередной орден. В ответ на мое письмо, в котором я писал, что завидую ему, он шутливо успокаивал меня: «Не журись, придет и твой черед — на наше поколение наград хватит... Это нам с тобой выпала доля бить врага, восстанавливать города и строить твои любимые железные дороги».
Глядя в окно, за которым висела сплошная пелена дождя, я вспоминал друга. И новый прилив энергии заставил меня заняться ногой.
Расхаживая по коридору, я столкнулся нос к носу с начальником отделения, неожиданно вынырнувшим из ординаторской. Не ответив на мое приветствие, он ткнул мне пальцем в грудь, напомнив этим жестом ленинградского профессора, и сказал:
— Хорошо, что я тебя встретил — не дай бог, забыл бы. Ты вчера картину смотрел?
— Смотрел, — ответил я, не понимая, почему он это спрашивает.
— Что ты там полезное для себя отыскал?
Я молчал удивленно.
Он ухмыльнулся в ус:
— Видел, как боксер все время сжимает и разжимает мячик?
— Да.
— Между прочим, это не ново. Со мной на рабфаке учился один одержимый, так он на всех лекциях сидел и ударял о стол ребром ладони. Она у него стала, как железная. Понял?
— Понял.
— То-то. Картины надо смотреть с толком, — сказал он с шутливой гордостью и, что уж я совсем не ожидал от него, подмигнул мне.
А я, проводив его благодарным взглядом, сразу же ушел к себе в палату и принялся стучать пяткой о табурет. Было больно, но терпимо. Со временем, для удобства, я стал повертывать табурет на бок. После таких упражнений пятка горела и очень уставали мышцы, оттого что ногу приходилось высоко поднимать.
Однажды начальник отделения застал меня за этим занятием и посоветовал:
— А ты сооруди себе такую штуку: два полена и на них — перекладину. Сразу легче будет.
Я поблагодарил его. А он сказал:
— Помнишь, я говорил, что все дело в костной мозоли? Ты правильно решил, что не стал ждать, когда она образуется сама. Если можешь терпеть, то ускоряй ее образование.
— Доктор, — спросил я его,— а я смогу вернуться на фронт?
— Ну, больно много захотел. На фронт хромых не берут, ты извини меня... Научишься ходить без посошка... когда-нибудь, и то хорошо.
Я сделал все, как он советовал.
Новые раненые, прибывавшие на место выписавшихся, удивленно смотрели на мое занятие, но я не обращал на них внимания.
К Октябрьским праздникам нога окрепла настолько, что, опираясь на палку, я мог проходить по коридору не меньше десяти раз, не испытывая сильной боли.
Как-то к нам в палату зашел замполит, которого, как и в Ленинградском госпитале, мы звали комиссаром. Раненые играли в шахматы, домино, читали газеты. Я набивал о палку мозоль. Он подвинул ко мне табурет и уселся. Сказал:
— Я пришел поговорить с вами, Снежков.
— Я к вашим услугам, товарищ старший лейтенант, — отозвался я, вставая.
— Сидите, — он придержал меня за плечо. — Дело мое к вам деликатного свойства, и мне хочется посоветоваться.
В палате наступила тишина, даже не слышалось стука костяшек домино. Я видел, что раненые наблюдают за нами. Дело в том, что судьба комиссара всех интересовала. Ходили слухи, что он — кандидат философских наук, до войны преподавал в пединституте и будто бы здесь, в госпитале, готовил докторскую диссертацию. Не знаю, так ли это, но он у всех вызывал любопытство.
Так вот, все сидели и наблюдали за нами, а он говорил:
— У нас, видите ли, возникла такая проблема: девушку, которая ведет лечебную гимнастику в батальоне выздоравливающих, вызывают на длительные курсы. Мы можем ее не отпустить, но это значит задерживать ее рост — сейчас она сержант, а после курсов будет младшим лейтенантом. С точки зрения госпиталя мы выигрываем, а если смотреть глубже — это польза для государства Вот мы и решили посоветоваться с вами: не станете ли на ее место? Вы, как нам известно, спортсмен. А то, что имеете офицерское звание... Я думаю, вы окажетесь выше самолюбия. Взявшись за это дело, вы будете приносить ощутимую пользу, которой — не по вашей вине— сейчас не приносите. Вы согласны со мной? Я имею в виду последнее.
— Конечно, товарищ старший лейтенант, — согласился я торопливо.
— Я не буду торопить вас. Подумайте...
— Тут долго думать нечего, — перебил я его. — Раз надо, значит надо.
Он улыбнулся и сказал:
— Признаться, я и не ожидал от вас иного ответа. Мы предварительно взвесили все кандидатуры. На вашей особенно настаивал начальник отделения. Он восхищен вашим упорством.
Я смутился. А комиссар, сделав вид, что не замечает этого, поднялся с табуретки и сказал:
— Значит, договорились. Я так и передам начальнику госпиталя.
Через день я переселился в крохотную комнатушку при батальоне выздоравливающих.