Еще до наступления темноты Курбатов поднялся вверх по реке. Кусты ивняка росли на берегу и спускались к самой воде. Здесь тоже было спокойно. Он сел на берег, положив автомат на мешок, закурил и стал ждать, когда зайдет солнце. Оно опускалось медленно за дот, за лес. Курбатов знал, что нужно быть терпеливым. Его клонило ко сну, от выпитой на дорогу водки было тепло. Он думал о том, как сейчас переправится на тот берег, как выложит перед Денисенко сало, хлеб, водку, табак. Он знал, что Денисенко обрадуется его приходу, и Курбатову было хорошо от этой мысли.
Звезды вспыхнули на. небе, а он все лежал и смотрел туда, где скрылось солнце. Там все еще было светло, и Курбатов думал, что у него не хватит терпения ждать.
«Хорошо тебе ждать,— думал он о себе, как о ком-то постороннем.— Хорошо тебе ждать. А где сейчас Петро? Он сидит в темном и сыром доте. Ты пил и ел дважды, а Петро не ел второй день. Петро сидит голодный, в темном и сыром доте, а на нарах лежит мертвый лейтенант».
Курбатов не заметил, как стемнело. Он посмотрел на часы, прикрыв их рукой. Шел двенадцатый час.
«Подожду еще час,— подумал он,— Нужно быть терпеливым. Ну, будь же терпеливым, иначе ты испортишь все дело!»— так он повторял себе, а сам в это время возился уже с бревном, которое облюбовал еще с вечера.
Бревно покачивалось, а он стоял по колено в воде и привязывал к нему вещевой мешок и автомат, затем осторожно вывел бревно из кустов, погружаясь все глубже и глубже. Вскоре стало тяжело идти, и Курбатов поплыл, ухватившись одной рукой за бревно и отталкиваясь изредка ногой. Затем он перестал чувствовать дно. Бревно плохо подавалось к центру реки и плыло параллельно берегу. Курбатов испугался, но, оглянувшись назад, увидел, что берег постепенно удаляется от него. Так он плыл долго: течение не давало ему пристать к другому берегу. Отвязав вещевой мешок от бревна, Курбатов прицепил его к поясу и с автоматом в правой руке поплыл на боку. Неожиданно он стукнулся коленом о дно. Он посидел в воде, глядя вперед, на берег, и направо, на темный мост, затем вышел из воды, надел вещевой мешок и стал подыматься в гору... Дот был в пятидесяти шагах. Курбатов полежал несколько минут и потом осторожно пополз. Когда Денисенко открыл ему дверь, он ввалился в дот мокрый и грязный.
— Как дела?— спросил он Денисенко.
— Ждем,— ответил тот злым голосом.
Курбатов снял вещевой мешок, но долго не мог развязать его: сырые и грязные лямки не поддавались. Тогда Курбатов взял у Денисенко нож и распорол мешок. Перебирая в темноте патроны, ракеты, гранаты, он отыскал электрический фонарик и включил его, положив под амбразуру так, чтобы свет не был виден снаружи. В неярком свете фонаря он увидел стены, бревенчатый потолок, нары. Лейтенант лежал, приподняв голову, и смотрел на Курбатова. Курбатов сделал шаг к лейтенанту и хотел доложить ему, но Денисенко остановил Курбатова и безнадежно махнул рукой: взгляд лейтенанта был неподвижен.
— Может, попить ему?— спросил Курбатов нерешительно.
— Иди к окну,— сказал Денисенко, не отвечая на вопрос.— Рассказывай.
— Завтрашней ночью начнется наступление. Танки пойдут через мост. Мы будем дежурить у моста. Когда они приблизятся, нам бросят четыре красных ракеты. Мы ответим одной зеленой в их сторону.
— А ракета?
— Принес.
— А как там, у нас?
Курбатов отошел к амбразуре и, глядя в темноту, рассказывал Денисенко обо всем. Денисенко, поивший лейтенанта, слушал, вставляя время от времени короткие фразы. Потом, когда лейтенант забылся, Денисенко стал есть.
— Намаялся я с ним...— сказал Денисенко, кивнув на лейтенанта.
Курбатов обернулся к Денисенко и только сейчас заметил, как тот похудел, как ввалились его глаза.
— Ложись спать,- сказал Курбатов,— я подежурю наверху.
— Да уж придется тебе.
— Ложись, ложись...
Курбатов стал собираться. Они помолчали.
— А как фрицы?— спросил Курбатов.
— Пока спокойно. Но один раз днем, когда я хотел выйти за водой, пустили в меня очередь. И учти — из пулёмета. Я боялся очень за вечер, за ночь: засну, думаю, и забросают они нас гранатами.
Денисенко замолчал и опустил руки между колен.
— Ложись, Петро,— сказал Курбатов.
На ветру в сыром костюме было холодно. Немцев Курбатов совершенно не слышал. Он подумал, что их, вероятно, мало и они, не зная еще, кто есть в доте, не решались начинать бой. Когда начало светать, Курбатов спустился вниз. Денисенко спал, разметав руки, разговаривая во сне. Лейтенант, повернувшись на здоровый бок, дышал ровно, спокойно.
Курбатова стало лихорадить. Он старался отогнать мысль о простуде и уверял себя в том, что просто устал. Но когда Денисенко предложил закусить, Курбатов отказался и лег. Голова его была горячей, а во рту накапливалась горькая слюна.
Днем его разбудил Денисенко:
— Зашевелились фрицы.