Подошел вечер. Курбатов и Денисенко посовещались, но не остановились ни на чем — лейтенант был плох, он не слушал их и лежал, закрыв глаза. Солнце закатывалось, порозовели вершины елок, последний луч прошел от горизонта через опушку, переломился на шоссе и лег на дот. Курбатов видел, как в канаве блеснул штык полуавтомата, в одном месте сверкнуло стеклышко очков или прибор снайперской винтовки. Курбатов засек это место и показал его Денисенко. Потом, уже в сумерки, Денисенко сменил Курбатова у амбразуры, и он лег рядом с заснувшим лейтенантом. Голода и жажды Курбатов не чувствовал и хотел спать, но заснуть не мог, думая о происшедшем.
Когда он заснул, его сразу же разбудили. Так ему, по крайней мере, показалось. Он не мог понять, где он и зачем его разбудили ночью. Подняв левую руку, он взглянул на свои часы со светящимся циферблатом. Было около трех часов.
— Курбатов, Саша!— говорил шепотом Денисенко, склонившись над ним, горячо дыша ему в лицо.— Ну, проснись, Саша!
Курбатов, все еще соображая, где они, не отвечал.
Денисенко тряс его за плечо.
— Что?— испуганно спросил Курбатов, припомнив все сразу.— Что случилось?— он пригляделся уже в темноте и увидел, как Денисенко шагнул к амбразуре.
Курбатов уселся на нарах, посмотрел на лейтенанта и почувствовал, что лейтенант смотрит на него.
— Так вот что я говорю...— начал тихо лейтенант, но, не договорив, замолчал. Они ждали.— Один из вас должен вырваться отсюда... Ждут ведь нас там... И доложить, что мост пока цел, что, кроме десанта, частей регулярных нет. В общем все расскажите... И о нас расскажите...
Он снова замолчал, дыша с трудом. Ему хотелось сказать, что он уж, вероятно, не выйдет отсюда, что тяжело ему и как он любил их, своих товарищей. Но он ничего не сказал.
Курбатов осторожно сел и, сняв сапоги, принялся растирать затекшие ноги. Потом надел сапоги, встал, потянулся и расправил плечи.
— Ну, вот, ты и пойдешь, Саша,— проговорил лейтенант тихо.
Курбатов хотел сказать ему что-нибудь хорошее, но, так же, как и лейтенант, постеснялся и ответил только:
—- Я готов, товарищ лейтенант.
Лейтенант приподнял левую руку, белевшую в темноте дота бинтами, и Курбатов, осторожно придержав ее своей рукой, наклонился над ним.
— Скажи ротному...— начал лейтенант.— Скажи ротному, пусть доложит генералу: мост пока свободен, пусть не дожидаются общего наступления...
Курбатов знал, что неуместно сейчас говорить «есть», «будет исполнено», когда командир называет его Сашей, но других слов не мог подыскать и ничего не сказал, а прикоснулся щекой к забинтованному лицу лейтенанта.
— Бывай здоров, Петро,— сказал Курбатов, подойдя к Денисенко.
Он посмотрел в амбразуру. Было так темно, что ничего не удалось разглядеть.
— Только бы до реки тебе добраться,— напутствовал его Денисенко.— Я прикрою, в случае чего...
Курбатов осторожно приоткрыл дверь. На него пахнуло сыростью реки. Медленно затворив дверь, он прижался спиной к ней и долго стоял так, потом прошел по маленькой траншейке, лег на землю и пополз, огибая дот.
Сошло все благополучнее, чем думал Курбатов. Течением отнесло его далеко; за поворотом, на фоне светлеющего неба, он увидел другой мост, около которого в прошлом году шли бои. Мост был взорван. Из воды торчали два бетонных быка, конец одного пролета лежал в воде.
Курбатов оглянулся в сторону «своего» моста — так он в мыслях называл тот мост, деревянный, у которого остались товарищи,— его отсюда не было видно.
Вылив воду из сапог, Курбатов пошел, не останавливаясь и проваливаясь пятками в сырой песок...
Когда командиру роты доложили, что пришел Курбатов, он так рванул плащ-палатку, завешивавшую дверь в его половину землянки, что сорвал ее.
— Ну?— спросил командир роты, входя в землянку, где на ящике из-под консервов сидел Курбатов, прислонившись к стене.
— Товарищ капитан...— Курбатов вскочил, оправляя мокрую гимнастерку.
Капитан обернулся к людям, бывшим в землянке, и те вышли, а он сел к столу, глядя на вытянувшегося перед ним Курбатова.
— Докладывай.
Курбатов доложил обо всем. Капитан склонился над столом, подперев рукой голову и закрыв глаза. Он долго сидел молча, барабаня пальцами по столу, потом вздохнул, поднялся и сказал отрывисто:
— Хорошо!— и посмотрел на часы.— Так вот, Курбатов, до шестнадцать ноль-ноль можешь отдыхать. Можешь выпить, поесть, переодеться, выспаться. В шестнадцать ноль-ноль тебя разбудят, придешь ко мне.
Когда Курбатов, сытый, вымывшийся, остался наконец один в землянке, он был почти счастлив; он лег на сено, покрытое плащ-палаткой, и быстро заснул.
Вечером Курбатов пошел обратно — к Денисенко и лейтенанту. Еще засветло он вышел к реке и спрятался в кустах. Вещевой мешок, в котором было его имущество, завернутое в непромокаемую противоипритную накидку, он положил рядом и стал наблюдать за противоположным берегом. Отсюда был хорошо виден деревянный мост, посеревший от воды, ветров и времени. Курбатов перевел взгляд на дот. Дот не подавал признаков жизни. На берегу было спокойно.