Костер

— Пример? Ну хотя бы о тех же германцах, — не теряя ритма, говорил доктор. — С точностью не назову сейчас германские племена времен Гая Цезаря. Вроде узипетов и еще как-то. Замечательно, что родное гнездо их — хорошо знакомый нашей эпохе Рур… Для римлян германцы были варварами, опасным противником. В войну с Цезарем они отправили к нему послов для переговоров. Добились перемирия, а во время перемирия врасплох напали на его войско. У них была горстка конницы. Римских всадников — тысячи. И римляне бежали. Таков был урок… Научил ли он чему-нибудь Цезаря? Да. С истинной наивностью варваров германцы еще раз отправили к нему послов. Но он сказал, что глупо доверять столь клятвопреступным вероломным людям, задержал послов и двинул свое войско на германцев…

— Чудесные гимназические воспоминания, — сказал Ергаков мечтательно, но никто будто не слышал его, и доктор, передохнув, продолжал грустно:

— На моей жизни отгремело столько войн! В последних трех я орудовал собственноручно. К счастью, только скальпелем и пилой. Кому не хотелось бы, чтобы нынешняя война была на земле последней? Добиться этого можем, наверно, одни мы… Но если нам будет угрожать еще и еще война, то надо молить судьбу, чтобы мы не позабыли урок, который нам дан нынче цивилизацией Германии, как Цезарь не забыл урока, полученного от германцев-варваров.

Ергаков, изображая испуг, остановил глаза на Пастухове.

— Не самая ли пора запевать?..

— Я тебя вздую! — пригрозил хозяин.

Юлия Павловна воспользовалась моментом, чтобы свернуть разговор с глубоких рытвин на травку.

— Довольно, довольно! Пойте или пейте, играйте в фанты, делайте что хотите, но перестаньте вещать, предсказывать, повторять учебники!

Она подняла крышку рояля, пробежала пальчиками не слишком бойко по среднему регистру.

— Карп Романыч! Я аккомпанирую. Пойте что угодно.

— Хотел бы, с вашего позволенья, без сопровождающих лиц.

Он взял бокал, выступил на шаг, начал, заикаясь: «Пы… пы… пы…» На него замахали руками: «Старо, старо!.. Долой!» Он все-таки спел два стиха, на хмельной цыганский лад коверкая и вставляя гласные, куда не надо:

Пыдошел, усы рас-пыравил,
В карыман полез…

Он вытянул из кармана платок, прогладил вправо и влево бритые губы. Его заглушали выкрики. «Ах, как это делает Москвин!» — выпевала Доросткова. «А как подавали Лаврентьев, Певцов!» — вторил Захар Григорьевич. «Провалился, провалился!» — басила Муза Ивановна. «До-лой!» — гудел Гривнин.

Ергаков кое-как превозмог сопротивление, но уже не спел, а, подходя с вином к Пастухову, наскоро продекламировал:

Лёксашу с пыраздником про-здыравил —

Хрисцтос воскырес!

— Ах, богохульник! — легонько охала тетя Лика.

Она все помалкивала и нет-нет перебирала в мягких пальцах платочек. Когда Доросткова спросила, что же она ничего не выпьет и, может, ей нездоровится, она взяла руку Любови Аркадьевны и, ласково ощупывая косточки, сказала:

— Дорогуша моя. Мы тут пьем да несем чепуху, а люди, поди, за нас, не знай где кровью исходят.

Она покосилась на Пастухова, поняла, что он слышал ее, и уже громче договорила:

— Признаться вам, милые, я об Аночке нашей нынче молебен отслужила. Она хоть и нехристь, но такой души женщина, что бог ей простит.

Тогда Любовь Аркадьевна перехватила ее руки и сама начала ласкать их благоговейно:

— Не поехать ли уже домой, тетя Лика?

— Да я давно думаю… Машины-то, видела, чай какие теперь? Надели на фонари на ихние шоры какие-то, словно лошадям. Чтобы не пугались, что ли?.. Противно ездить-то стало. (Она повернулась к Пастухову.) Ничего, что я молебен-то отслужила?

— Абы не панихиду! — вырвалось у него, и он даже не пожалел, что напугал нечаянным словом милую старуху. Ради приличия он вынул из рук Доростковой ее горячую маленькую кисть и поцеловал.

Он видел, как Юлия Павловна лихорадочно перелистывает жиденькую стопку нот, догадался, что жена будет петь, и от скуки у него физически засосало под ложечкой.

Нет, пир не задался. И Александр Владимирович с тоскою выжидал: скорее бы, скорей разъезжались гости.

6

После отъезда городских гостей, когда совсем рассвело, хозяева вышли за ворота проводить Гривниных и Нелидова.

Договорили о том, что тетя Лика все еще необыкновенно жива, и — нам бы вот такую старость (ничего так не старит, как годы, — заметил Пастухов, вспомнив остроумца Власа Дорошевича); о том, что Ергаков невозможен с его привычкой толкать локтями (на мне не осталось живого места! — сказала Юлия Павловна); о том, что Доростковы забавны своим взаимным обожанием, но что они трогательные и хорошие люди.

— Что за воздух! — воскликнул Никанор Никанорович, раздувая ноздри.

Заломив как можно выше руки, он вдруг обрушил объятия на свою супругу и потом так же внезапно и сильно перецеловал всех подряд.

— Боже, откуда эта уйма темперамента! — сказала Юлия Павловна.

— О, вы не знаете, когда он выпьет… — поправляя волосы, сказала довольная Евгения Викторовна.

— Подумать только! — опять, но уже печально воскликнул Гривнин. — В такое утро где-то там в Белоруссии…