Костер

Обводя взглядом комнату, ерзая на стуле, Гривнин несколько раз кряду повторял удивленный вопрос:

— Знаете, на что стало похоже? На что? Знаете? — И сам ответил, будто вычитывая по буковке: — Похоже на зиму…

Попробовали пошутить. Муза Ивановна, обмахиваясь веерком, требовала затопить камин. Юлия Павловна жаловалась, что, живя в деревне, возит дрова из города и в сарае — ни полена. Ергаков утешал — чего, дескать, тужить, когда в доме столько гривнинских ветел? Хватит протопить целую зиму! Даже Евгения Викторовна ужалила обожаемого своего de L'academie:

— О, я стала бы капиталист, если бы за его красивые деревья платили, сколько за дрова.

Александра Владимировича не только не забавляла болтовня, но она казалась ему унылой и была противна. Он не верил в возможность другого общего разговора, чем тот, который всплывал сам собою и которого хотели бы избежать, потому что пришли на званый ведер. Пастухов чувствовал — пир не получался.

— Никто не может угадать, что такое будет нынешняя зима, — сказал он, когда шутки оборвались паузой.

— Ты о войне? — с невинным любопытством спросила Юлия Павловна.

— Нет, о парижских модах… Кстати, их нынче контролируют гитлеровские обер-лейтенанты.

— Невероятно! — вспылил Гривнин.

— Что именно невероятно? Капитуляция модниц?

— Я эти дни хожу точно лунатик. Но вдруг очнусь и — хвать за голову! Как это мы дали себя обвести вокруг пальца?

— Наш милый доктор, — усмехнулся в ответ Пастухов, — передал мне разговор с одним виднейшим нашим штабистом. Доктор усомнился в пригодности наших мерзких дорог для современной войны. Штабист ответил, что доктор — ребенок, и успокоил его: если, заявил, на нас нападут, то мы совершенно готовы, чтобы пользоваться отличными дорогами противника… Правда, доктор?

Нелидов наклонил голову. Все заволновались, Пастухов участливо покивал доктору, с улыбкой заметил:

— Поэтому ты дерзнул пойти со мной на пари, бедняга! (Он помолчал.) Да. Люди, которые войну готовят, в какой-то момент отдаются в руки обстоятельств и не знают, куда эти обстоятельства их приведут… Войны никогда не наступают в заранее намеченные сроки.

— Это можно также прочитать в неглупых романах, — ввернул Ергаков.

— Но я не заимствую, — парировал Александр Владимирович, небрежно вложив в губы пациросу, и зажег спичку.

Раздумчиво, но с твердым убежденьем прозвучал голос Нелидова:

— Дело будущего — исследовать, объяснять, судить. Война идет, и мы должны думать только о победе.

— Только о нашей победе! — на шепоте повторила Доросткова с поднятой головой.

Пастухов швырнул догоравшую спичку в тарелку, пососал обожженный палец, медленно дотянулся до бокала, встал.

— За славу советского оружия… — проговорил он тихо, и за ним поднялись все и выпили молча.

Минута эта, как он ее воспринял, разомкнула настоящее чувство и привела с собою простоту искренности, которой недоставало вечеру.

— Но, черт возьми, — снова всем телом задвигался Гривнин, — мне никто не хочет ответить, зачем мы дали водить себя за нос, чтобы потом напороться на такое вероломство!

— Остынь, метр, — сказал Пастухов. — Выкинь из башки это слово. Мораль проста. Не надо с разинутым ртом считать в небе галок. Вероломство существует столько же, сколько человеческая вражда. Займись историей. Наш классик может тебе порекомендовать что-нибудь поучительное. Какой-нибудь пример, Леонтий, можешь?

— Примеров слишком много, — пожал плечами доктор.

— Зачем поднимать пыль с книжных полок? — сказал Ергаков. — Жизнь рвется в окно… Александр Владимирович доверил свой дворец вкупе с собственной персоной ревнительному стражу. А страж оказался контрой! Вероломство или нет, а?

Пастухов продолжительно помигал.

— Представь, тебе удалось сказать нечто умное… Я, правда, этому Ныркову большой веры не давал. Думал, смирненько доживет свой век, и всё… Сейчас я увидел его новым глазом. И знаете?.. Такие фрукты дадут нам хлебнуть горя. Война — их реванш. Новые события они надеются взять в старый мундштук.

— Погоди ты с пророчествами! — не уступал Гривнин. — Ты же отсылаешь меня к истории! Примеры, где примеры, доктор?

— Пророчества вытекают не из чего иного, как из опыта истории, — сказал Нелидов. — Но пророчеством так же трудно верят, как легко забывают историю.

— Божественная интродукция! — зажмуриваясь, вздохнул Ергаков.

— Заткнись, — одернула Муза Ивановна.