Кости Авалона

Доктор улыбнулся. Я просто не понимал, как он мог быть таким спокойным. На его щеке возле уголка рта остался шрам, губа опухла, однако я заметил, что он не прикасался к своим ранам ни пальцами, ни языком.

После ухода больной Борроу заткнул пробкой склянку с окопником, спутанной травой в темно-коричневом масле, и поставил ее на полку вместе с другими аптекарскими сосудами.

— Пришли ко мне за бальзамом, доктор Джон?

— Мм… нет. — Я не удержался и прикоснулся к скуле. Говорить стало больно. — Оступился и… это неважно. Я к вам по другому делу. Перейду сразу к сути, доктор Борроу. Я думал защищать вашу дочь в суде.

— Понимаю.

— Я изучал право. И ненавижу несправедливость. Я просил сэра Питера Кэрью устроить встречу с ней, чтобы подготовить дело. Полчаса назад он вернулся из Уэлса и заявил, что она не желает видеть меня.

Борроу кивнул. Во всяком случае, мне так показалось. Доктор представлялся мне полной противоположностью Кэрью — умным и миролюбивым человеком, в ком соблюдался правильный баланс внутренних жидкостей, хотя в его движениях и речи ощущалась крепкая смесь меланхолика и флегматика в равных пропорциях.

— Вы знаете почему? — спросил я.

— У нее мало денег.

— Ради Бога, доктор, она же вылечила моего друга! Я не прошу денег…

— Понимаю. — Длинными, тонкими пальцами Борроу смотал около ярда перевязочной ленты. — Надеюсь, вы не думаете, что это непризнание ваших способностей. Лично я в них нисколько не сомневаюсь.

Доктор поставил моток ленты на полку, затем повернулся ко мне и вздохнул — первый вздох простой человеческой слабости.

— Меня она тоже не хочет видеть. Никого не желает видеть.

Он посмотрел на меня стеклянными глазами. Передо мной стоял человек, который изо дня в день имел дело со смертью и болью, привыкший не принимать близко к сердцу реакцию людей на мрачный диагноз.

— Бессмысленно, доктор Борроу. Так же бессмысленно, как отказ ее матери сражаться за свою жизнь.

— А… Джо Монгер рассказал вам.

Я кивнул. Доктор указал мне на стул для больных. Я присел, и доктор расположился на своем месте с другой стороны хирургического стола из скобленой сосновой доски.

— Он думает, что она пыталась спасти вашу репутацию, — добавил я. — Не хотела втягивать вас.

— Кейт всегда была невысокого мнения о своих способностях и превозносила мои. Я собирался давать показания в ее пользу и оспорить их поспешные суждения. Но случай так и не представился.

— Можно спросить, каким образом?

— Подвергнув сомнению примитивную чушь о так называемом колдовстве. — Борроу говорил спокойно, без малейшего признака ненависти. — Не знаю, как к этому относитесь вы, но разум подсказывает мне, что вся эта чепуха отойдет в историю к исходу нашего века.

— Что именно?

— Вопрос веры — другое дело, и, возможно, понадобится больше времени, чтобы она отмерла. Но поверьте, и ей уже роют могилу. Римскому папе дали под зад, и церковь в Англии ныне управляется светским лицом — к тому же женщиной. Женщиной!Мог ли кто-нибудь, даже лет тридцать назад, поверить, что такое случится? Вы бы поверили?

— Думаю, нет.

— Все это рушится, доктор Джон. Человечество возвращается к своему разуму.

— Вы не верите в Бога.

— Разве я единственный человек на земле, кто заметил, что величайшие достижения человечества рождаются волей отдельных личностей? Разве не видно, что даже изгнание папизма из этой страны, бывшей некогда главным бастионом церкви, есть следствие не поднятия духа, а… мужского органа?

Он улыбнулся глупости своих слов. Разумеется, и я слышал подобные толки в кулуарах Кембриджа и Лёвена, но обычно такие суждения выносились молодыми и легковозбудимыми людьми.

— То есть, если я вас правильно понимаю, — ответил я, — вы собирались выступить перед судом и объяснить им, что, возможно, никакого колдовства не существует в природе, потому что не существует ни Бога, ни Сатаны и так далее?..

— Я предпочитаю тихую жизнь, но… — Он пожал плечами. — Я сделал бы это.

— Ваша жена знала о ваших взглядах?

— Мои убеждения были известны ей.

— Но вы ходите в церковь…

— Меня обязывает закон.

— Как же вы… в этом городе…

— Как мне удается жить и работать в таком городе, как Гластонбери? Легко. Я родился тут. Сообщество людей, среди которых немногие разделяют одно убеждение, лишь подчеркивает глупость оного.

— Но ваша жена…

— Боюсь, была превосходным образцом тех, кто редко хранит верность одному убеждению дольше двух дней. Жаль, но я часто подтрунивал над ней. Вечно в поисках нового лекарства от чего-нибудь — и, заметьте, как правило, находила его. Но она извлекла бы куда больше пользы из своих знаний, если бы ее не отвлекали бесконечные мечтания о… о золотом веке, который никогда не наступит просто потому, что его никогда не было. — Он замолчал и посмотрел на меня взглядом скорби. — Вы, конечно, не ожидали, что я стану говорить о ней дурное.

Во время молчаливой паузы Борроу достал с полки пару склянок и поднял их на свет, а я тем временем подумал, что значит иметь родителей с такими крайними точками зрения.