Кости Авалона

— Знаете, мастер, такой способ должен иметь научное объяснение. Это целая наука, пока неизвестная нам. Есть человек по имени Агрикола. Говорят, что он умеет находить железную руду, используя те же средства. Трудно поверить, что такое возможно.

— Почти все возможно, — ответил Монгер. — И кое-что невозможное, говорят, случается… здесь. Особенно то, что связано с водой. У нас как-никак остров. Именем Авалон.

Кузнец продолжил путь через рынок, безмятежно, почти скользящей походкой монаха. Словно он все еще был монахом и оставался под защитой закона.

— У меня больше ничего нет! — кричал старик в переднике, стоя в дверях булочной лавки и размахивая руками перед очередью покупателей. — Чертовы коннетабли забрали всё, что было. Ничего не могу поделать.

— У него замечательные пироги, — сказал Монгер. — Мастер Уорти печет лучшие пироги с бараниной во всем Сомерсетшире.

Как только толпа недовольных покупателей рассеялась, кузнец провел меня в лавку.

— Ничего нет, Джо, — предупредил булочник. — Я только что…

— Мы слышали. Знакомьтесь, мастер Уорти, — доктор Джон из королевской комиссии древностей. Готовит опись того, что осталось от аббатства.

Старый пекарь, дородный и наверняка с лысиной, спрятанной под колпаком, заметно напрягся.

— Доктор Джон желает лишь удостовериться, — сказал Монгер, — что все уцелевшие ценности… попали в добрые руки. Тебе нечего бояться.

Я посмотрел на кузнеца. Как онмог быть уверен в том, что старику незачем было бояться меня? Ведь Монгер не знал меня.

Что-то тут было не так.

Когда мы вышли наружу, ангельское крыло желтоватого света внезапно накрыло макушку заброшенной церкви на холме Святого Михаила, показавшейся между торговыми рядами.

— Это они? — спросил я. — Те, кого Файк считает колдунами?

В стенной нише, скрытой за старой нерабочей печью лавки, было спрятано несколько старинных книг, и самая лучшая из них — первый том «Стеганографии», выдающегося руководства по магии и тайнописи Иоганна Тритемиуса, одного из первых аббатов в Спонхейме. Вероятно, книгу взяли из монастырской библиотеки, и, если бы меня заперли вместе с ней в той пекарне хоть на неделю, я бы не возражал.

— Эммануэль Уорти мнит себя алхимиком, — ответил Монгер. — Но лишь на том основании, что владеет всеми этими книгами, полными замысловатых рисунков, значения которых ему никогда не понять. Но я скажу вам, что есть и другие люди, более способные. Целитель, который лечит по пальцам ног способом древних египтян. Еще у нас живет женщина — седьмой ребенок седьмого ребенка, — которая предвидит будущее. Наконец, пятеро утверждают, что умеют говорить с мертвыми. О, есть еще изготовитель оберегов из древесины Святого Распятия — хотя с этим я бы поспорил.

— И все при этом знакомы…

— Все знакомы друг с другом, да. Даже разбросанные по всему городу и окрестным деревням, они составляют одну общину. Некоторые из них соберутся позже, после закрытия рынка. По крайней мере, — Монгер оглянулся через плечо, — обычно они собираются. Впрочем, сегодня все будет иначе.

— Они жили здесь в то время, когда вы были монахом монастыря? Вы знали тогда, что это за люди?

— Некоторые жили тут. Не так много, как теперь. А может, мы попросту не замечали их, поскольку в ту пору мы, благочестивые братья, были здесь в большинстве.

Я выяснил, что многие из этих искателей — Монгер называл их только так — пришли сюда со всех концов страны, а кое-кто прибыл из-за границы. В пору расцвета аббатства их если и замечали, то, во всяком случае, не обращали на них особого внимания. Лишь после крушения аббатства, отъезда зажиточных горожан и ухода монахов начали присматриваться к необычным талантам людей, которые не только не покинули город, но, напротив, стали умножаться числом. Многие прибывали, как бедные путники, и селились в палатках на окраине либо занимали брошенные дома. Церковь переселенцы посещали лишь столько раз, сколько это необходимо, чтобы не навлечь на себя подозрений, но в глубине души все эти люди веровали во что-то иное.

Целое сообщество переселенцев отвергло выгоды Лондона или Бристоля ради того, чтобы влачить жалкое существование в этом захолустье. Почему?

— Не все так просто, — ответил Монгер.

Я снова вспомнил, что говорил Файк о полночных кострах и людях-червях, воющих на луну.

Происходящее снова показалось мне необычайно странным. Зачем Монгер рассказывал все это мне, лондонскому чиновнику, несомненному последователю реформированной церкви? Подобные странности начинали тревожить меня, однако я был заинтригован, и ученый, живущий во мне, отбросил предосторожности.

Подобно той женщине с глазной повязкой, я получил право войти в неизвестный мне мир.

— Как вы познакомились с этими людьми, мастер Монгер?