— Ну, конечно. Все знают, Джон, что ты у нас выявляешь только
— И не стал бы доверять тем, кто этим рискует. — Не обращая внимания на сарказм, я сложил письмо кузины. — Я полагал, что королева ценит во мне именно это свойство — способность видеть обман и давать совет, основанный на фактах. Видимо, я ошибся. Похоже, у нее тайное пристрастие к сенсациям.
— Разумеется… Поэтому она так любит меня. Но что бы ты сказал об этом римлянине, если бы он предвестил гибель
Я подумал о восковой кукле в гробу, обнаруженной в переулке у реки. Не был ли я слишком беспечен, полагая, что изваяние не причинит королеве вреда? Опираясь на свою ученость, разве не отвергал я всякий раз то, что считал невозможным?
— Думаю… это возможно, но маловероятно. Видимо, есть такие, кто видит те же самые звезды, что и я, чертит те же самые графики, но потом… то ли вмешательство Господа Бога, то ли действие некоего врожденного дара, какого-то тайного органа чувств… которого нет у меня.
— Твое слепое высокомерие лишает меня дара речи, — ответил Дадли.
— В большинстве случаев, однако, это обман ради наживы.
И все же…
Я прикусил губу, хорошо сознавая, сколько страху и ужаса посеяло пророчество, сбывшееся на турнире в ознаменование свадьбы дочери французского короля и Филиппа II Испанского.
Если вы не забыли… Французского короля, который, несмотря на свои сорок и один год, был намного крепче нашего Гарри, избрали фаворитом рыцарского турнира в тот роковой день — 30 июня 1559 года.
О том, что там случилось, нам известно из рассказа приглашенного на турнир сэра Николаса Трокмортона, королевского посланника в Париже. Трокмортону выделили хорошее место. Он видел, как копье поразило шлем Генриха, отчего шлем раскололся и осколок копья вонзился королю в глаз, войдя в мозг. Генриху помогли сойти с лошади, затем сняли с него доспехи. Сначала сообщалось, что рана не настолько серьезна, как опасались, — не зная о том, что французские хирурги, как одержимые, отсекали головы только что казненным преступникам, чтобы попробовать понять, как безопасно извлечь осколки.
Усилия были напрасны. К началу второй недели июля король Франции скончался, и вскоре вся Европа поняла значение пророчеств, сделанных с помощью астрологии.
— Ты вроде не веришь, что пророчество вообще существовало? — поинтересовался Дадли.
— Очень похоже на то. Но это неважно. Скажи, — я постучал пальцем по письму Бланш, — ты впервые услышал о пророчестве, в котором Артур связан с Анной Болейн?
Он, конечно, читал только Мэлори, склонного преуменьшать роль чародейки Морганы в повести об Артуре.
— Думаю, это зашифрованное указание придумала сама Бланш.
Фея Моргана. Хотя в ранних преданиях ее иногда называли сводной сестрой Артура, она — по крайней мере, наполовину — сверхъестественное существо. И определенно колдунья.
— Дурное влияние? — предположил Дадли. — Никогда не был в этом уверен.
— Не совсем. Действительно, ее обвиняют в попытке расстроить брак Артура и Гвиневеры. По человеческим меркам, ей нельзя доверять. Приносит несчастья.
— Ну, это точно Анна.
— Однако в истории Артура — в ранних рассказах — роль Морганы, кажется, в том, чтобы испытывать веру и мужество рыцарей Круглого стола. И в заключение истории все заканчивается примирением, а Моргана — в числе дев, которые сопровождают короля в его последнем путешествии на Авалон. Что указывает нам на суть
— Тогда колдунья прекратит донимать королеву.
— Поначалу я принял это за чушь, выдумки памфлетистов. Однако в пророчестве слышатся отзвуки древнейших преданий об Артуре. Возможно, если задуматься, это обстоятельство и есть причина нашего приезда сюда. Или одна из главных причин.
Дадли долго молчал. Наконец он промолвил:
— Откуда известно, что Бланш не сочинила все это сама?
— Доверься хотя бы моему знанию своей кузины. Пойми, ведь даже если предсказание состряпал какой-то мерзавец, чтобы огорчить королеву, он хорошо знал, на что надавить. И таким образом… — Я хотел увидеть глаза Дадли, но он отвернулся. — Как приближенный ко двору, скажи, ты слышал другие пророчества подобного рода?
— Нет.
Его взгляд по-прежнему был обращен к стене, как будто огонь свечи резал глаза. Дадли что-то знал. Он не лицемерил — по крайней мере, со мной, — поэтому я допускал, что единственная причина скрывать от меня правду заключалась в опасении пролить свет на их отношения с королевой.
— Или о чем-то подобном, что могло бы потревожить покой королевы? — добавил я. — Потому что, если кто-нибудь…
— Сам знаешь, что такое королевский двор, — огрызнулся Дадли. — Слухи сыплются со всех сторон. Будто снова замышляют посадить на английский трон шотландскую королеву. Рассказывают даже историю о том, будто правление Марии было незаконным, потому что Эдуард не умер.