Кости Авалона

Борроу только пожал плечами. Во мне теплилась последняя надежда на невиновность Нел, хотя веры оставалось все меньше. Ведь получалось, что она должна была передать инструменты и потом принести их домой, не смыв с них кровь?

— Того, кто, совершив преступление, не помыл инструменты, чтобы избавиться от улик, — продолжал Дадли. — Не отнес их на реку… или к одному из местных источников.

К Кровавому источнику, горько подумал я. Борроу взглянул на Дадли, закачал головой, и я понял, что перед стариком стояла трудная дилемма. Лучше промолчать, чем раскрыть самую страшную ложь.

— Кого она хотела бы защитить? — спрашивал Дадли. — Ради кого она готова пойти на смерть? У нее есть любовник? — Он даже не взглянул на меня.

— Отец, — ответил Борроу, — всегда узнает об этом последним. Особенно если у него редко бывает время на разговоры с дочерью.

Дадли бросил на меня взгляд. Его глаза говорили, что мы выяснили все, что могли, и нам пора уходить, но теперь я не мог уйти.

— Вы рассказали нам все? — продолжил я. — Все, что могло бы помочь?

— Доктор Джон… — Я заметил в нем первые признаки раздражения. — Откуда мне знать, что могло бы помочь?

Я мысленно вернулся к событиям грозовой ночи, случившимся в моей спальне.

— Хорошо… подумайте вот над чем. По убеждению Нел, казнь ее матери устроили потому, что она хранила некое доказательство… возможно, свидетельство причастности сэра Эдмунда Файка к предательству аббата Уайтинга.

— Похоже, доктор Джон, вы очень хорошо познакомились с моей дочерью. Да еще за такое короткое время.

— Вы верите в это?

Борроу ответил не сразу.

— Нет… не верю. Смерть Уайтинга и самый способ его казни, должно быть, на совести Томаса Кромвеля. Приказ отдал он. Файк тут ни при чем. И я сомневаюсь, что у Кейт могли оказаться так называемые доказательства. В бумагах, которые остались после нее, нет ничего… стоящего. Да и сама она, разумеется, никогда ничего не говорила мне об этом…

— Но, как вы сами сказали, у вас много работы. И совсем мало времени на раз…

— Вы поняли слишком буквально, — спокойно ответил он. — Дочь сказала бы мне. Возможно, я и не разделял религиозные убеждения Уайтинга, но ценил аббатство, как средоточие знаний.

— Ваша жена и аббатство…

— Она была в долгу перед монахами, доктор Джон, все очень просто. Кейт не получила образования в детстве. Монахи научили ее грамоте.

— Когда это произошло?

— Когда она была молода. Кейт хотела уплатить им свой долг, выращивая травы для монастыря. Уайтинг интересовался целительством, у Кейт был редкостный дар выращивать все, что растет. Я имею в виду растения и плоды, которые никто никогда не сажал здесь до нее. Семена привозили в аббатство, часто из-за границы, и жена сажала их и потом ухаживала за всходами. Она будто чувствовала, какие условия лучше подходят растениям.

— Значит, земля… участок под травы.

— Его дал ей аббат. Уайтинг восхищался ее способностями. Считал их… — Борроу скривил губы. — …божьим даром.

— Вы говорите, от нее остались бумаги? — напомнил Дадли.

— Они исчезли.

— Что в них было написано?

— Если бы она хотела показать их мне, то так бы и сделала.

— Вам не было любопытно?

— Есть некоторые вещи, — ответил Борроу, — которые меня совершенно не интересуют. Поскольку, по моему мнению, подобный вздор — всего только глупый миф, придуманный для того, чтобы удержать простой народ в подчинении. У нас была точка соприкосновения. То, о чем мы с Кейт могли говорить ночи и дни напролет, — лечебные свойства растений, пропорции, в которых… — Борроу резко взмахнул рукой. — Черт! Идеи о том, что каждое растение наделено неким божеством целебными свойствами, в согласии с каким-то божественным планом единой соборной вселенной…

Дадли подмигнул мне. Я понял, что хотел сказать Монгер, называя науку доктора Борроу другим каноном в сравнении с моей.

— Ваш голос одинок в этом городе, — сказал я.

— Поэтому я предпочитаю молчать. Я не ищу проповедей, доктор Джон. Мне слишком поздно обращаться в религию.

— Однако вам должно быть известно, что местные предания воздействуют на людей. И если вы чувствовали, что ваша жена приобщена к тайному знанию…

Подобно канату, крепящему лодку к причалу во время шторма, сдержанность доктора, в конце концов, лопнула, и он потерял самообладание.

— Знание? Вы называете это суеверие знанием? Веру в то, что здесь якобы хранится великая тайна, оберегаемая монахами… и что, несмотря на крушение аббатства, тайна осталась?.. Будто удача отвернулась от Кромвеля и короля Генриха потому, что они так и не раскрыли этот секрет? Вы действительно полагаете, что вся эта чепуха — не простой бальзам утешения для бедняков? Подобный вздор такая же глупость, как и нелепая обида на Веллс за то, что там есть собор и благополучие, которое он приносит, а в Гластонбери остались только руины.

Настала моя очередь сделать глубокий вдох и успокоиться. Так или иначе, я должен был выяснить все до конца.

— Что вам известно об этой якобы тайне?

Доктор медленно втянул воздух, потом выдохнул.