Кости Авалона

Стоя в дверях хирургической доктора Борроу, Дадли был подобен холодной метели. Зимняя стужа трещала в его сдавленном голосе.

— Пожалуйста, придите позже. — Застегнув свою кожаную сумку, доктор закинул ее на плечо. — Меня сейчас ждут больные.

— Позже вы будете гореть в аду, доктор Борроу. Куда отправляются все лгуны.

Пространство между ними заполнилось тишиной, гнетущей, словно затишье перед отсечением головы.

— Кто вы такой? — ответил Мэтью Борроу.

— Вам известно, кто я.

— Мне известно только то, что вы заявляете о себе. — Голос старика прозвучал лишь на чуточку выше тона полного безразличия. — Однако опыт подсказывает мне, что простой служащий из комиссии древностей вряд ли смог бы содержать конюха. Сдается, вы одеты намного скромнее, чем подобает человеку вашего истинного положения, и если говорить о лжецах…

Ничто не дрогнуло в его небесно-серых глазах. Он прочел настроение Дадли, однако не испугался. Быть может, даже принял его поведение за признак слабости. И, каким-то образом, дал мне надежду, ибо меньше всего на свете хотел я услышать, что он солгал про окровавленные ножи. Я надеялся, что кровавые следы на ножах имели какое-нибудь объяснение, которого никто из нас не предусмотрел. Объяснение, не связанное с Элеонорой Борроу.

Доктор снял с плеча сумку, и Дадли, потеряв терпение, ворвался в хирургическую и захлопнул за собой дверь.

— Доктор Борроу, завтра воскресенье. В понедельник ваша дочь предстанет перед судом по обвинению в колдовстве и убийстве моего слуги. Это она убила его?

— Я ее отец.

Борроу раскрыл руки — на одной два кольца темного металла, которыми пользуются для снятия судорог.

— Вы будете защищать ее перед судом? — спросил Дадли.

— Если позволят, я представлю доказательства ее доброго нрава и буду просить суд снять с нее все обвинения.

— И расскажете судье и присяжным правду об окровавленных хирургических инструментах?

Молчание.

— Так в чем же состоит правда, доктор Борроу?

Ответа вновь не последовало.

— Ради Бога, доктор Борроу, расскажите нам правду, — вмешался я. — Мы на вашей стороне. На стороне вашей дочери.

Взгляд, которым Дадли одарил меня, означал, что я поспешил с заверениями, но мне было трудно сдержать свои чувства.

— Клянусь вам, — сказал я, не сумев подавить волнение души, — что дойду до самого верха, лишь бы ее освободили.

Борроу приподнял бровь, и я глубоко вдохнул, пытаясь овладеть собой и не дать щекам раскраснеться.

— Послушайте, — сказал я. — Если посмотреть на факты беспристрастно, то кажется совершенно невероятным, чтобы женщина убила и расчленила мужчину такого роста. Причины преступления также неочевидны. Однако тот факт, что вы не делали кесарева сечения — и вообще не принимали никаких родов, — свидетельствует о том, что ваше объяснение кровавых следов на ножах…

— …свидетельствует о том, что я солгал. — Борроу опустил руки. — Да. Если бы я узнал об этом чуть раньше, придумал бы объяснение получше.

О мой Бог.

Кое-что, вероятно, являлось правдой.

То, что доктор поздно вернулся домой, сильно устал и бросил свою сумку под лестницей, где так же обычно оставляла свои инструменты и его дочь.

В ту ночь инструментами доктора, похоже, никто не пользовался. Борроу открыл дверь, чтобы показать нам место, где они хранились. Тесное помещение с узкой деревянной приставной лестницей.

— У вас не было причин доставать их оттуда, — сказал я, — до тех пор, пока на другой день…

— С какой целью? Они были чистыми. Накануне ко мне не приходил никто, кому бы потребовалась операция.

— Стало быть, кровавые следы на ножах?..

— Человек Файка вытащил сумку и передал ему, и он спросил: «Что это такое? Чья это кровь?» Он вынул нож, и я увидел, что на нем кровь, и ответил… первое, что пришло в голову. Только Файк меня все равно не слушал. Как я уже вам говорил, он нашел, что искал. И был удовлетворен.

— Как вы догадались, что окровавленные инструменты принадлежат Нел?

— Мои все еще лежат здесь. Чистые.

— Вы видели там инструменты дочери перед тем, как Файк нашел их?

— Нет. Их быстро передали из рук в руки и вынесли за дверь.

— Тогда как же вы поняли, что эти ножи — ее? А не чьи-то еще, которые мог принести Файк и… и подложить вам?

Слова не успели слететь с языка, а я уже понимал, что пытаюсь зацепиться за воздух.

— В таком случае… где же тогда инструменты Элеоноры? — ответил Борроу. — Доктор Джон, я благодарен вам за то, что вы пытаетесь нам помочь, но боюсь, ваш друг прав. Я солгал… и не очень удачно.

— Она убила моего слугу? — вмешался Дадли.

Борроу тотчас посмотрел ему прямо в глаза.

— Конечно же, нет. Как могла женщина…

— Тогда кто?

— Не знаю.

— Она не могла одолжить свои инструменты кому-то, кто вернул их в таком состоянии?

— Я не знаю.

— Кому она могла бы одолжить инструменты, доктор Борроу?

— Мастер Робертс, если бы я это знал, то назвал бы их имена без колебаний. Должно быть, кому-то, кому она доверяла. Может, именно поэтому она не говорит мне… Не говорит никому.

— Она выгораживает кого-то?