Кости Авалона

— Не знаю, — вздохнул я. — И вряд ли мы уже об этом узнаем. Но для своего времени он лучше других умел подмечать топографические особенности земли. Он постоянно находился в разъездах. Общался с различными людьми — дворянами, йоменами[21], крестьянами. И имел доступ ко всем книгам монастырской библиотеки.

Благоговейный трепет, припомнил я. Благоговейный трепет.

— И Нел, и кузнец Монгер утверждали, что Леланд встречался с бывшими монахами аббатства. По словам Монгера, те немногие, кто мог бы знать тайну, давно покинули эти края… однако Леланд, возможно, кого-то нашел. Он побывал во многих местах.

Но между тем Леланд непременно должен был переговорить и с Кейт Борроу, которая была близким другом аббата Уайтинга. Вероятно, в расчете на то, что аббат, предчувствуя скорую смерть, поделился с Кейт, хотя бы частично, тайной зодиака.

Предположение не казалось таким уж невероятным.

Но что рассказала Леланду Кейт? Насколько я мог судить о ней, она никогда не предала бы доверие аббата.

— Джон…

— А?

— Кто-то идет.

Слышались голоса. Смех.

— Если это Файк, я… — Дадли был без оружия, но его рука машинально дернулась к тому месту, где обычно висел клинок, — …не имел пока случая встретиться с ним.

— Не спеши. Еще не время. — Я огляделся в поисках наиболее подходящего пути для спуска. — Он спросит, зачем мы здесь. Но ведь мы не хотим подавать ему повод подозревать, что нам что-то известно. Пока мы не будем готовы.

Теперь стало ясно, что голоса приближались со стороны Медвела, поэтому я показал Дадли на общую тропу. Если бы мы продолжили спуск тем путем, нас бы заметили, так что нам следовало двигаться поперек склона холма. Но лучше было бы спрятаться вблизи вершины и подождать немного. В густеющих сумерках мы присели за торфяной кочкой, что некогда была частью запутанных земляных укреплений, и я услышал голос сэра Эдмунда Файка.

Затем пыхтение, напряженные вздохи. Мужчины волокли что-то на вершину холма? Догадка освежила во мне образ Уайтинга, распластанного на плетне. Неудивительно, что тень старика еще бродила по городу. И останется там навсегда.

Напрягая силы, мужчины переговаривались между собой. Обрывки их разговора долетали до меня.

— …там?

— Слишком… в тени… от башни.

— …там тени нет.

— …будет видно.

Чьи-то шаги приближались к нам. Я прижался к земле, спрятав голову в траве. Дадли последовал моему примеру, но с явным неудовольствием: лорд Дадли склонял голову лишь перед единственной женщиной. Едва дыша, я поднял глаза и увидел в каких-нибудь пятнадцати шагах от себя блестящие кожаные сапоги.

— Ставь ее, — прозвучал голос над моей головой. — Ставь там!

Когда сапоги удалились, я рискнул приподнять голову и сквозь высокую траву увидел брата Стефания, сына Файка.

— Левее, — прокричал он. — Я сказал левее, болван!

На плоской площадке перед расколотой башней Святого Михаила двое мужчин поддерживали деревянные опоры виселицы.

Глава 47 МАЛАЯ МЕДВЕДИЦА

Наконец я уснул. Не раздеваясь, опустил голову на руку поперек стола в своей комнате, и немного спустя прежний сон начался вновь. Я брел по холмам, следуя за перезвоном далеких колоколов. Только на этот раз мои шаги вычерчивали на земле замысловатый рисунок — магический знак, с помощью которого отворяются двери к душе, и когда я взошел на дьявольский холм, все колокола загудели с его пустой башни. Только все они звонили теперь невпопад и так громко, что я рухнул на землю и, закрыв уши руками, катался по траве в жутких мучениях. Катался, пока не замер, не застыл в ступоре, в черной, Т-образной тени виселицы — и проснулся в муках самого страшного пробуждения.

Едкий запах талого сала ударил мне в нос. Роберт Дадли, со свечой на подносе, показался в дверях.

— Боже, Джон, да ты выглядишь как кусок собачьего дерьма недельной давности.

Подходя к окну, он произнес это жалобным тоном и открыл створку.

— Сколько ты спал?

— Пять… шесть?

Дадли вздохнул.

— Хочешь сказать, минут?

Книга с записями Леланда еще лежала у меня под рукой, залитая свечным салом.

— Хочу сказать, что должен хоть кто-нибудь во всем этом разобраться.

— И если кто-нибудь может, так это ты. — Дадли поморщил свой благородный нос от запаха погасших свечей. — Просыпайся, дружище… едем в Уэлс?

Одна мысль об этой поездке предвещала самый тяжелый день в моей жизни. Тяжелее тех долгих, томительных дней, когда меня доставили в Хэмптон-Корт дожидаться суда по обвинению в колдовстве. Хотелось бы знать, что чувствовал Дадли в то утро, когда судили его отца и конец был известен. Мы никогда не говорили об этом.

— Там внизу, на столе, хлеб и сыр, — сказал Дадли.

— Мне не до еды.

Прошлой ночью я спросил Ковдрея, не был ли кто-то еще повешен на вершине дьявольского холма в последние годы… вообще кто-нибудь. После аббата там не вешали никого, ответил мне Ковдрей. Всех остальных, включая и Кейт Борроу, вешали в Уэлсе. Потом он с грустью посмотрел на меня, но ничего не сказал. Однако и так было ясно, что появление виселицы на вершине холма, даже скрытое ночной мглой, не прошло незамеченным.

И как только я мог уснуть?