Кости холмов. Империя серебра

Когда ворота распахнулись, Павла выпихнули на яркий утренний свет, где снег слепил глаза своей белизной. От смятения и страха паренек на секунду зажмурился. Как много криков вокруг… Ничего не разобрать. Павел вынул меч и зашагал вперед, но шедший перед ним ополченец остановился как вкопанный.

– Давай, чего ты! – прикрикнул Павел.

А сзади уже напирали. Тот, что с щербатым ртом, не сводя глаз с надвигающихся полчищ монголов, кашлянул и плюнул. Блестели острия наставленных на них копий.

– Спаси и сохрани, – пробормотал давешний смехач, но Павел не понял, то ли это молитва, то ли проклятие.

Раздался боевой клич, но звучал он на ветру как-то жидко, нестройно, и руки у Павла вдруг ослабли, а живот свело.

Монгольское войско приближалось; слышно было, как гудит под конскими копытами земля. Это почувствовали все, кто впереди, и стали оборачиваться друг на друга. Орали начальники: багровея лицом, указывали на надвигающуюся вражью силу. Колонна еще двигалась, в основном из-за тех, кто наседал сзади. Павел попробовал замедлить шаг, да куда там одному против всех…

– За князя-а! – крикнул кто-то из воевод.

Кое-кто подхватил, но голоса были неуверенные и вскоре смолкли. Близился, вселяя ужас, темный, сметающий все на своем пути монгольский тумен.

Глава 21

Хачиун еще не дошел до места, а уже слышал раскаты смеха. Он болезненно поморщился: давала о себе знать больная нога. Старая рана в бедре гноилась, и по совету лекаря-магометанина он дважды в день ее прочищал. Все равно не помогало. Рана беспокоила его вот уже несколько месяцев, то и дело воспаляясь. Ковыляя к юрте молодых командиров, он чувствовал себя глубоким стариком. Да он им и был. Хромай не хромай, а молодежь все равно заставит почувствовать возраст.

Слышно было, как, перекрывая остальные голоса, Гуюк рассказывает что-то об очередных подвигах Бату. Проходя мимо юрты, где шла пирушка, Хачиун протяжно вздохнул. На секунду шум смолк: старого воина заметил Гуюк. Остальные обернулись посмотреть, что там привлекло внимание ханского сына.

– Выпей с нами чая, командир! – весело позвал тот. – Или чего покрепче, коли пожелаешь.

Все расхохотались так, словно это была необыкновенно остроумная шутка. Свое раздражение Хачиун скрыл. Когда-то и он был молодым.

Четверо темников разлеглись, как молодые львы. Хачиун, подсаживаясь в их круг, крякнул, осторожно вытягивая перед собой ногу. Бату сразу обратил внимание на распухшее бедро. От этого ничего не ускользнет.

– Как нога, командир?

– Гниет, собака, – отмахнулся Хачиун.

От его досадливого тона лицо Бату как будто застыло, сделавшись непроницаемым. Хачиун тайком себя обругал. Ну подумаешь, побаливает, в пот бросает – что уж сразу гавкать на ребят, словно старый шелудивый пес. Он оглядел их небольшую группку, кивнув попутно Байдару, который, судя по всему, с трудом сдерживал восторг оттого, что участвует в походе. Глаза у него блестели, словно он опьянел от возбуждения. Сыну Чагатая, безусловно, льстило, что его здесь приняли как равного. «Знает ли кто-нибудь из них о коварных интригах своих отцов? – подумал Хачиун. – А если да, то есть ли им до этого дело?»

Пиалу с чаем Хачиун взял в правую руку и, отхлебнув, попытался расслабиться. В его присутствии разговор возобновился не сразу. Он знал их отцов, да и, коли на то пошло, самого Чингисхана. От этой мысли бремя прожитых лет словно стало давить сильнее. В Мунке Хачиун видел Толуя, и от этого память туманилась печалью. Волевые черты Чагатая угадывались в лице Байдара, особенно выступающий подбородок. Время покажет, унаследовал ли он отцовскую упрямую силу. В грядущем походе паренек наверняка себя проявит, хотя вожаком в этой стае ему однозначно не быть.

Это переключило его внимание на Бату. Невзначай на него глянув, Хачиун увидел, что молодой человек смотрит на него с подобием улыбки, словно читает мысли. Все остальные здесь признают его за старшего – это очевидно. Однако выдержит ли их нынешняя дружба испытание временем, превратности лет? Когда они начнут соперничать меж собой за ханства, то уже вряд ли будут столь беспечны в присутствии друг друга. Так думал, прихлебывая чай, Хачиун.

Гуюк улыбался непринужденно, как человек, рассчитывающий на наследство. Не было у него такого отца, как Чингисхан, который закалил бы его и заставил понять, насколько опасна такая вот легкая дружба. Быть может, Угэдэй был с ним излишне мягок, или же этот молодой человек – просто обычный вояка, без той беспощадности, которая особняком ставит людей, подобных Чингисхану.

«И подобных мне», – подумал Хачиун с тайной улыбкой, припоминая свои мечты и былые подвиги. Прозревать будущее, глядя на непринужденно отдыхающих племянников, было для Хачиуна и сладостно и горько. Они вроде бы относились к нему с почтением, но вместе с тем вряд ли осознавали, чем в действительности ему обязаны. Чай во рту казался кисловатым, что неудивительно: зубы гниют и все теперь кажется затхлым.

– Ты ведь не просто так пришел к нам по холоду в такую рань? – неожиданно спросил Бату.