Кости холмов. Империя серебра

– Ну да. Я пришел поздороваться с Байдаром, – ответил Хачиун, – поприветствовать его. А то, когда он привел тумен своего отца, меня здесь не было.

– Свой собственный тумен, командир, – тут же поправил Гуюк. – Мы все сыновья своих отцов.

Он не заметил, как напрягся при этих словах Бату. Его отец, Джучи, ничего для него не сделал. И тем не менее он, его сын, сидел сейчас со своими знатными родичами, такой же – если не более – сильный и закаленный. От Хачиуна не укрылся сполох чувств, мелькнувший на лице юноши. Он кивнул своим мыслям, молча желая всем этим молодым людям удачи.

– Ну что, – засобирался Хачиун, – засиделся я тут у вас, а утро между тем идет. Лекарь велит мне разминать ногу, разгонять в ней дурную кровь.

Он не без труда поднялся, игнорируя предусмотрительно протянутую руку Гуюка. Подлая гнилушка опять начинала досаждать, заодно с сердцем. Сейчас снова идти к лекарю, терпеть ковыряние в своей плоти ножа, выпускающего из бедра мерзкую желто-бурую жижу. Подумав о предстоящей процедуре, Хачиун невольно нахмурился, после чего склонил перед всеми голову и заковылял прочь.

– Н-да… – задумчиво промолвил Гуюк, глядя ему вслед. – Вот ведь выпало человеку в жизни. Многое повидал.

– Старик, только и всего, – пожал плечами Бату. – Мы повидаем больше. – Он со значением подмигнул Гуюку. – Скажем, для начала донце хотя бы одного бурдюка арака. А ну-ка, Гуюк, тащи сюда свой запас. Не думай, что я не слышал: отец тебе кое-что прислал.

Гуюк зарделся, оказавшись в центре внимания, а остальные взялись над ним подтрунивать: тащи, мол, не жадничай. Он, разумеется, поспешил наружу за бурдюком для друзей.

– Субудай сказал, чтобы мы ему сегодня на закате доложились, – обеспокоенно заметил Байдар.

Бату небрежно махнул рукой:

– Ну так и доложимся. Он же не сказал, чтобы мы при этом были трезвыми. Не волнуйся, брат, разыграем старого злыдня как надо. Пожалуй, настало время ему понять: это мы родичи отца державы. А он – так, ремесленник, которого привлекают, как того же маляра или каменщика, по мере надобности. Только на это, Байдар, он и годится.

Вид у Байдара был смущенный. К армии он присоединился уже после сражений под Киевом и понимал, что ему еще только предстоит себя проявить. Бату поприветствовал его первым, но невооруженным глазом было видно, сколько в этом парне, который немного старше его, озлобленности. Из всей их компании он самый скрытный и подозрительный, хотя все они здесь меж собой родственники и кровные родичи отца державы. Но об этом Байдар предпочел умолчать, а Бату, расслабившись, опять улегся на мешках с зерном. Вскоре возвратился Гуюк, таща на плече бурдюк с араком.

Готовя встречу Сорхатани с Дорегене, Яо Шу расстарался. Летний дворец на Орхоне находился в каком-нибудь дне езды для гонца или разведчика, но жена хана с такой быстротой никогда не перемещалась. Да, она спешила, но при этом вместе со всей поклажей и свитой у нее уходило на переезд недели три. Яо Шу млел от удовольствия, исподтишка наблюдая за тем, как день ото дня растет напряжение Сорхатани. Она не находила себе места; все дни проводила, отдавая распоряжения во дворце и разъезжая по городу; подсчитывала казну, старательно проверяла тысячи всевозможных мелочей, которые могли бы вызвать упрек Дорегене.

В это время посредством всего нескольких писем и нарочных советник отвоевал себе свободу действий. Сорхатани больше не донимала его своими придирками: где был, куда направил средства. Никто не вызывал в любое время дня и ночи для разъяснения тонкостей политики или вопросов, связанных с титулами и привилегиями, что достались ей в наследство от мужа. Вот оно, идеальное применение силы, решил он: минимальный нажим, но при этом максимальный результат.

Последние два дня коридоры дворца драила целая армия цзиньских слуг. Все, что сделано из ткани, отсылалось на внутренний двор и выбивалось от пыли, после чего тщательно вешалось на место. В подземные кухни закатывались бочки с фруктами во льду, а свежесрезанные цветы доставлялись в таком изобилии, что в их тяжелом аромате тонул, казалось, весь дворец. Жена хана по возвращении домой не должна быть разочарована.

Яо Шу прогуливался по просторному коридору, за окнами которого в холодной голубизне неба висело туманное солнце. Настроение было приподнятым: никто теперь не посмеет оспаривать право ханского советника находиться во дворце в момент прибытия Дорегене. Это, можно сказать, его долг – поприветствовать первую госпожу; Сорхатани здесь ничего не могла возразить.