Болеслав мысленно вознес свою молитву: «Господь Вседержитель! Если я нынче выйду победителем, то построю в своем городе женский монастырь. Поставлю там на алтарь золотой потир и реликвию найду такую, что паломники будут стекаться со всего христианского мира. А по тем, кто погибнет, отслужу мессу. Клянусь Тебе в моей верности. Даруй мне победу, и вознесется Тебе над Краковом песнопение благодарственное».
Болеслав кашлянул и потянулся к фляге с водой, притороченной к седлу. Ожидание было мучительным, да еще сообщения дозорных вселяли страх. Понятно, что они склонны преувеличивать, но уже не один из них по возвращении докладывал о конной орде вдвое большей, чем его полсотни тысяч, – прямо-таки неоглядное море коней и страшных захватчиков с луками и копьями, что торчат как лес густой. Понемногу начинал напоминать о себе мочевой пузырь, заставив Болеслава еще раз поморщиться. Ну да ладно, пусть поганые псы только сунутся. Господь скажет свое слово, и они изведают мощь Его карающей десницы.
Вдали уже обозначилась темная масса вражьих полчищ. Они все ближе, разливаются по земле великим множеством, хотя не таким уж неисчислимым, как сообщали дозорные. Однако кто знает, сколько их еще там. Из Московии о враге Болеславу поступило всего одно донесение, но из него следовало, что монголы честному бою предпочитают всяческие хитрости: засады и фланговые удары. Но подозрения Болеслава развеялись, когда копейщики заняли свои позиции. Монгольская конница неслась прямо на них, словно рассчитывая промчаться сквозь их ряды. Болеслава прошиб пот от мысли, что он что-то упустил, планируя сражение. Было видно, как готовятся отразить атаку рыцари-тамплиеры, пока еще стоя в безопасности за незыблемыми рядами копейщиков. Вот накренились тяжелые пики, толстыми задними концами упершись в землю. Нет, эти остановят кого угодно; вспорют
Монголы наступали широким фронтом, глубиной не более полусотни человек. Приблизившись, они дружно вскинули луки и дали залп. Тысячи стрел взметнулись в воздух над построением копейщиков. Болеслава охватил ужас: щиты у солдат были, но они их побросали ради того, чтобы встретить неприятеля пиками.
По полю пронесся свист летящих стрел, а за ним раздались людские вопли. Попадали сотни, а стрелы все летели.
Между каждой тучей пущенных стрел можно было насчитать двенадцать ударов сердца; а впрочем, сердце колотилось бешено, и Болеслав не мог его унять. На вражеский шквал его лучники ответили залпом, и Болеслав замер в ожидании, а затем разочарованно увидел, что стрелы до монголов не долетают. Как им удается стрелять на такое расстояние? Его лучники бьют исправно, в этом сомнений нет, но если они не могут дотянуться до врага, то какой от них толк?
По рядам разрозненно понеслись приказы. Многие из копейщиков бросали громоздкое оружие и подхватывали щиты, в то время как другие пытались как-то удерживать их с копьями одновременно, что вовсе не давало никакого результата. С растерянным проклятием Болеслав обернулся на предводителя тамплиеров, который рвался вперед, как пес с цепи. Рыцари готовы были ринуться в атаку, но путь им преграждали прикрывавшиеся щитами копейщики. Из-за путавшихся под ногами пехотинцев строй сохранить было невозможно. Повсюду лежали груды тел, пики торчали, словно шипы, а оставшиеся в живых прятались под щитами от града стрел.
Болеслав хрипло выругался. Вскинули головы гонцы, но он обращался не к ним. Всю свою жизнь Болеслав воевал. Битвам и одержанным победам он был обязан своим нынешним положением. Но то, что король видел сейчас, было насмешкой над всем, что он знал. Монголами как будто никто не руководил. Не было четкого центра, который направляет все движения. Именно на него и можно было направить всю мощь рыцарского удара. И в то же время это не сброд, где каждый в общей сутолоке рубится сам по себе. Вовсе нет, монголы двигались и атаковали так, будто ими руководят множество направляющих рук: каждая небольшая группа совершенно независима. Казалось бы, безумие, но они налетали и жалили, словно осиный рой, совместно отражая любую угрозу.
На одном из флангов тысяча монгольских воинов пристегнула свои луки к седлам и, схватив копья, развернулась, чтобы атаковать поднявших щиты копейщиков. Офицеры Болеслава не успели глазом моргнуть, как монголы уже отскочили назад и снова взялись за луки. Копейщики в ярости взревели и подняли свои пики, а в ответ в них издевательски полетели стрелы.
Болеслав в безмолвном ужасе видел, что такая же картина наблюдается на всем протяжении копейного строя. Сердце его встрепенулось, когда за позицию копейщиков дружней стали прорываться тамплиеры, криком требуя расступиться и перескакивая через убитых и раненых. Вот эти превратят хаос в порядок, это их миссия.