Кости. Навье царство (СИ)

Сейчас тоже не хотелось, зато мысли о стажерке напряжением прошли по телу. Я помнил тяжесть ее дыхания, дрожь и тихие стоны. Помнил, как горячая влага обволакивала пальцы, дразнившие набухший от желания бугорок.

Рука сама собой соскользнула на напряжённый член.

Твою мать, докатился, Кощеев…

***

— Нравишься ты ей дюже, сынок, — пальцы, застыли над пуговицей. Выгнув бровь, поднял взгляд на Мирославу. Настолько привык к скелетам в шкафу, что иногда даже забываю об их присутствии.

— И не смотри так на бабку, не дорос еще рожи корчить старшим, уж третий век живу!

Живу, это, конечно, громко сказано, но спорить не стал. Любил её с детства так же сильно, как маму. Бабушка ушла за грань, когда мне было лет семь. Сама решила, что хватит с неё. Тогда дед помер, она за мужем и ушла. Теперь вот сидит временами в шкафу, присматривает, как заведено.

Тем временем, она продолжала:

— Это сейчас я кости бесполые, а была женщиной и взгляды эти ваши хорошо знаю. Наша девка, с потрохами наша, вот те зуб! — Костяной палец щелкнул по клыку, бабушка рассмеялась.

— Не наша она, ба, человечка, — сам не ожидал, что в голосе столько горечи будет. Не хотел, Чернобог мне свидетель, не хотел. Да таиться от бабки смысла нет, она меня насквозь видит: и что сам не свой который день хожу, и видеть не могу и не видеть, хоть вой с тоски! Вот правильно старшие говорят — вместе тесно, врозь скучно. Жил себе, как человек, пока не принесло её нелегкой в наши края! Была бы еще своя, навья, а то — человечка малахольная. Тронешь — рассыплется.

— Много ты понимаешь, — встав рядом, бабуля отпихнула мои руки, и сама принялась застегивать брошенные без внимания пуговицы. Как будто мне пять, мать его, лет.

— Ну ба, — возмущаться, конечно бесполезно. Мирослава фыркнула, закатив свои горящие красным глаза, но отошла, продолжая таранить меня молчаливым осуждением.

— ЧТО?! — не выдержав этого взгляда, взорвался. И так пекло в грудине сил нету, а еще она со своими намеками.

— Не ори на старших! Должен же кто-то тебе по башке твоей чугунной настучать, раз своих мозгов Чернобог не отжалел! Что ты маешься, дурья голова! Себе-то хоть не ври, чёрт РОГАТЫЙ.

Невольно прошелся рукой по голове, будто проверяя. Бабка расхохоталась. Искренне и весело.

— Не отросли ещё, а будешь мяться, как вчерашняя целка, так быстро вырастут! Свято место пусто не бывает. Тим вьется вокруг девки твоей — это ладно, он тебе не соперник. Другое дело Горыныч. Этот не ты, знает, чего хочет. В первый же день через костры прыгать её водил. И знаешь, что? Руки-то не разжала девка твоя.

Знал же, что провоцирует нарочно, а купился. Сами собой сжались кулаки, глаза полыхнули красным, отсвечивая на заострившиеся скулы мёртвым огнем погребальных костров.

«Не мог Светка…»

А собственно, почему не мог? Спрашивал же, я сам сказал, что с такой, как Яда никогда и ни за что. Не встанет у меня, видите ли. Как я там говорил “и задарма не надо”.

Идиот.

Через костры он её водил прыгать!

Как только слова эти достигли сознания, что-то внутри взвилось черной пеленой ярости. Убью!

Моя она. Моя и точка.

Глава 12.1

— Не могу я ей рассказать, ба. Чужачка она. Куда ей. Проклятья все эти, драконы, волколаки, наместник бога смерти в женихи, — горько усмехнулся, представив лицо стажерки, заведи я песню про Навье царство. — Да и не мое это спасение, нет в ней света. Я б учуял, не дурак.

— Ещё какой, — бабка покачала головой, будто в самом деле знала что-то, что открыть не могла. — Хочешь стать, как отец? Маяться всю жизнь, искать и не найти. Говорила я ему, чтоб не трогал Зарянку-то. Не его она судьба. Да кто ж старших слушает.

Бабушка никогда не любила отца. Имела полное право, и я не осуждал ее за то.

— Свет, Кирилл, у каждого свой. У меня тот, у тебя этот. Как без света нет тьмы, так без тьмы нет света. Подумай, дурной своей башкой, и перестань себе врать. С каких пор у моего внука не хватает отваги правде в глаза посмотреть? Что ты бедной девке мозги пудришь? Тошно тебе без неё, так и скажи прямо! Что вы за народ, мужики?! — Бабка зло сплюнула себе под ноги. — Не видать тебе света, коль предашь себя и ту, что засела в сердце иглой. Носитесь как угорелые с проклятием своим, а читать не научились, дурни безграмотные. Не бывает в мире света чище, чем сияние любящего сердца. Нету любви и света не будет.

— Мама отца до смерти любит, толку то…

— Взаимной любви, дурила. ВЗАИМНОЙ. Иди уже, чтоб глаза мои тебя не видели такого неприкаянного. Иди, пока не увели девку-то.

Сначала хотел возмутиться, мол что ты про любовь свою заладила. Не моя песня точно. Не любил никогда и не планирую, но бабка будто мысли мои читала, сложила кости свои на груди, смотрит лукаво, с усмешкой, как в самую душу…

А ведь и правда, вру себе, который день. Мечусь, как зверь в силках, цепляюсь за собственную реальность, вырваться пытаюсь, а сил не хватает.

«Ни сил, ни воли».

Пренеприятное открытие разлилось по телу злобой. Вот ведь пошутили надо мной боги! В человечку! Разрисованную, как распоследний маргинал, наглую, бессовестную, перепробовавшую, небось добрую сотню мужиков!